Волшебники парижской моды

Пайва была знаменитой куртизанкой времен Второй империи. Ее ложа в Опере находилась прямо напротив императорской. Когда император заходил к ней ложу, императрица негодовала. А что уж говорить о ее образе жизни, экипажах, лакеях, тем более – о туалетах! Теперь ее одевал Ворт и часто превосходил самого себя, чтобы сделать наряд, достойный этого прекрасного создания. Туалеты, безукоризненное умение держать себя в обществе, образование и культура позволили мадам Пайве подняться еще выше. Она стала женой мультимиллионера графа Гидеона Генкеля фон Доннемарка. Граф построил для нее тот самый отель на Елисейских Полях, купил ей замок, сделал королевой Парижа. В ее салоне, к великой зависти дам высшего общества, было тесно от знаменитостей того времени: Теофиль Готье, Флобер, Тэн, Арсен Гуссей, братья Гонкур, Делакруа. Знаменитая куртизанка отвоевала себе место в парижском обществе.

* * *

Царствование красавиц полусвета продолжалось до Первой мировой войны со всеми ее социальными переворотами. Экзотические цветы пуританской, но вместе с тем игривой эпохи, которые и отвергались, и страстно желались обществом, их взрастившим, так и остались необыкновенно притягательными, овеянные ароматом романтизма и неразгаданной тайны. Присутствие их на скачках и театральных премьерах, в Опере, на модных курортах – какая реклама для портных!

Дамы на скачках в летнем кафе, 1890

Высокая мода – Haute Couture на сцене

Театр и мода

Актриса и ее портной – в те времена они были неразлучны. Оба проводили бесконечные часы, склонившись над сотнями листков с набросками: обсуждали, отвергали, одобряли, выбирали разные фасоны костюмов. В наши дни такой совместной работы уже больше не существует.

Конечно, все великие звезды театра и кино продолжают традицию одеваться у того или иного знаменитого кутюрье. Но вряд ли кто из наших современниц пойдет на театральную премьеру с целью подсмотреть новую идею для будущего туалета. А в то время, когда бульварные театральные постановки были в моде, сколько бумажных клочков с наспех набросанными фасонами несли дамы своим портным на следующее утро! Сколько раз туалеты, в которых актрисы выходили на сцену, становились не меньшей сенсацией, чем сама пьеса!

Королева сцены, ожившая картинка из модного журнала, смело предъявляла зрителям какую-нибудь новую сногсшибательную деталь туалета, отделку – последний крик моды, где чувствовалась рука великого мастера. И горе театральным критикам, которые осмеливались уделить меньше внимания элегантности театральной звезды, чем достоинствам новой пьесы, или пренебрегли бы описанием мельчайших деталей увиденных нарядов! Публика, актрисы и критики соревновались в идолопоклонничестве перед туалетами. Иногда какой-нибудь писатель возмущался этим, вкладывая в уста своего героя такие, например, слова: «Туалеты, эта часть театральной постановки, приобрели сегодня такое значение! Вмешательство в спектакль каких-то там Дусе или Пакен[146] воспринимается публикой как грандиозное событие…»

Парижская мода, 1901

Особенно сильно возмущались, если речь шла о великих классиках. Англичан оскорбляло внедрение французского изящества в трагедии их великого национального драматурга. После представления «Макбета» в 1881 году в Лондоне с Лили Лэнгтри[147] в роли леди Макбет, игравшей премьеру в платье от Ворта, журнал «Панч» обрушился на актрису с жестокой критикой: «Туалеты достопочтенной блондинки, шедевры портновского искусства, были восхитительны. От лилового атласа с желтыми розами и откровенного декольте в публике пробежала дрожь лирического волнения. Это сконцентрировалось и выплеснулось в сонете, произнесенном дрожащими губами месье Оскара Уайльда[148]

. Сам поэт рухнул в экстазе, и его пришлось вывести из зала. Мир моды аплодировал Шекспиру, так что справедливость в искусстве восторжествовала…»

Какая победа моды! Можно подумать, что декорации и сама постановка пьесы были всего лишь фоном для показа туалетов. Интимная мягкость интерьера будуара была нужна, только чтобы удивиться, как он гармонирует с воздушным пеньюаром хозяйки. Роскошный полумрак гостиной подчеркивал сияние вечерних нарядов, а яркая свежесть садов оттеняла веселость муслиновых платьев.

Уколы некоторых критиков не слишком беспокоили кутюрье. Для них нет лучшей рекламы своего имени, чем создание костюмов для сцены. Но самая действенная реклама – посещение их манекенщицами скачек.

Парижская мода, 1900