Разумеется, в анналах Дома моды «Ворт» сохранились забавные истории, связанные и с английским королевским двором. Этот двор официально оставался верен своей национальной продукции. Тем не менее королева Виктория носила платья, сшитые Вортом, – правда, для этого приходилось прибегать к некоторому обману: Ворт в своем ателье по имеющимся у него меркам шил платья для королевы, потом передавал их поставщикам королевского английского двора, а те от своего имени одевали королеву. Виктория после смерти мужа, принца Альберта, намеренно демонстрировала в нарядах умеренность и простоту. Однако поставщики говорили, что она очень требовательна и никогда не надевала одно и то же платье дважды, просто незначительные различия в моделях ее гардероба создавали иллюзию, будто она всегда носит один и тот же туалет.
Похожей мистификацией пользовалась и старая королева Августа[138]
, супруга Вильгельма I. Ворт передавал созданные им туалеты берлинским портным, которые тотчас переправляли их своей королеве. Прусская королева, более высокомерная, чем Виктория, отдавала предпочтение роскошным туалетам с богатой отделкой.Елизавета Австрийская никогда не приезжала в Париж. Два-три раза в год заказывала Ворту платья согласно собственному, очень субъективному представлению об элегантности в одежде из тканей романтических оттенков – белого, жемчужно-серого, бледно-сиреневого.
Комический эпизод, как иллюстрация к моде на кринолин: императрица Евгения, желая сделать подарок королеве Мадагаскара, заказала у Ворта два роскошных туалета с кринолинами, их поддерживали каркасы из скрепленных проволочных обручей. Получив подарок, королева пришла в неописуемый восторг и вызвала к себе французского посла. Каково же было его изумление, когда он обнаружил мадагаскарскую королеву стоящей под деревом, босой, в бархатном платье – повисшие юбки волочились по земле, зато на голове балдахином громоздился кринолин красного цвета.
Свет…
Благородное происхождение и богатство канули в Лету вместе со Второй империей. Отныне были в чести буржуазия и писатели, художники, если их доходы складывались в кругленькую сумму, а, главное, жены одевались у Ворта.
Быть зачисленными великим кутюрье в круг своих клиентов для новой знати приравнивалось к делу государственной важности. Жена популярного в то время французского писателя Октава Фейе[139]
в своих воспоминаниях говорит об этом как о важном историческом событии. В 1860 году ее пригласили на прием в королевский дворец, и она к этому случаю заказала платье у одного известного портного в Фобур Сент-Жермен. Свой заказ она получила буквально накануне приема, и каково же было разочарование: «Простое прямое платье, какое носят старые дамы; украшением были только ленты, пришитые пучками». Что делать?На следующее утро, едва первые лучи солнца пробились сквозь утренний туман, фиакр уж вез мадам Фейе на улицу де ля Пэ. Она поднялась на второй этаж и позвонила. Дверь открыла заспанная нянюшка с ребенком на руках. «Месье Ворт?» – «Он спит». Визитная карточка произвела должное впечатление на человека, следившего за современной литературной жизнью, и месье Ворт в домашнем платье провел мадам Фейе прямо к своей жене, еще лежавшей в постели, т. к. она, по его словам, ему ассистирует.
«Мадам Ворт, очень хорошенькая, утопая в кружевах и бантах, лежала в кровати с откинутым пологом, – писала мадам Фейе, – с нее можно было писать картину “Пробуждение королевы”». Мадам Фейе умоляла Ворта сделать ей платье к вечеру того же дня. Мэтр, прислонившись к одной из колонн, стоящих вокруг кровати, прикрыв глаза, искал зрительный образ и в ожидании вдохновения шептал: «Платье из фиолетового шелка с оборками из тюля того же цвета… из-под них выглядывает букетик маргариток… Все покрыто вуалью из белого тюля… Пояс с развевающимися концами, они как поводья Венериной колесницы…»
Мадам Фейе весь день провела в доме Ворта. Своей кормилице в Сент-Ло она написала: «Представь, я на ногах с 4 часов утра, чтобы успеть сделать платье. Пишу тебе из гостиной кутюрье – этот человек одевает женщин, интересующихся модой. Какое платье! Какой букет! К тому же у платья есть еще шлейф, я видела, как он вьется позади меня и ласково шуршит. Господи, сделай так, чтобы я не наступила на этот шлейф, когда буду кланяться императору! Месье Ворт меня успокоил и сказал, что я буду чувствовать себя прекрасно. Он был очень мил и сказал, что во мне есть шик, возможно, ты никогда не слышала этого слова. Оно означает индивидуальную элегантность – элегантность, у которой есть лицо…» Стемнело, в комнате мадам Ворт зажгли люстры. «Прекрасные швеи занимались моим туалетом. Появился месье Ворт и, поправив своей рукой бант, которому недоставало элегантности, объявил, что доволен».
В тот вечер во дворце Тюильри обворожительное платье поразило даже императрицу.
…и полусвет