Волшебники парижской моды

Дузе в период своего союза с Д’Аннунцио[188]

взяла на себя миссию познакомить зрителей с пьесами этого поэта, однако северная суровость и приглушенные краски основной тональности драматургии Ибсена были несравненно ближе ее натуре, чем яркость и броскость итальянца. В пьесе «Женщина с моря» она идентифицировала себя с героиней, женой врача, которая никак не могла забыть одного моряка, символизирующего для нее свободу. Ее импресарио хотел, чтобы она играла эту роль в очень элегантном костюме. В связи с этим она писала Шнейдеру: «Вы можете представить себе жену бедного норвежского врача в парижских туалетах?» Но она знала также, что может полностью рассчитывать на понимание Ворта, когда писала ему, какими видит ее платья: «Только одно слово, дорогой и добрый друг, поистине бесценный! Я жду в Милан три платья – к 28 ноября».

«Нужно подумать о двух платьях к “Женщине с моря”. Одно для первого акта – это вязаный пеньюар из белой шерсти. Платье, которое будет под пеньюаром, должно быть соединено в одно из тех двух, что я Вам оставила. Помните: одно из голубого муслина, фасоном напоминающее одеяние мадонны, а другое из зеленого муслина с подкладкой из тафты лазурного цвета, украшенное белым жемчугом. Так вот, то платье, которое надевается под вязаный пеньюар, – что-то среднее из этих двух. Декорации первого акта представляют морской берег ярким солнечным утром, и мне, наверное, следует чем-нибудь покрыть голову, может быть, шарфом? Оставляю решение на Вас. Платье для второго акта из тафты цвета темного бутылочного стекла, то самое, которое я примеряла у Вас, и к нему хорошо бы какое-нибудь небольшое украшение на корсаж, чтобы оно не казалось таким сухим и безликим. Надо придумать это украшение в лазурно-голубых тонах. Во втором акте действие происходит ночью на улице, в глубине сада. Прошу Вас сделать такой головной убор, чтобы подходил по цвету к платью, а форму придумайте сами. В декабре я отплываю в Нью-Йорк. Вы поняли, очень важно, чтобы к Нью-Йорку Вы из меня “сделали красавицу”, а с остальным я справлюсь сама, как Вы говорили мне в своем письме. Пожалуйста, уважьте мои просьбы. От всего сердца – Ваша. Элеонора».

Дузе отождествляла себя также и с мадам Альвинг из пьесы «Привидения», вместе с ней переживала ужасную трагедию матери, беспомощно наблюдающей прогрессирующее безумие сына. В этой пьесе она хотела быть похожей на женщин с портретов Уистлера[189]

: тускло-серый свет, падающий на лица в его картинах, по ее мнению, очень точно соответствовал мрачному, безысходному настроению пьесы. Она послала Ворту телеграмму: «Прошу Вас, перечитайте текст, почувствуйте атмосферу Севера. Нужно одно-единственное платье, строгое и точно соответствующее периоду между 1860 и 1880 годами. Может быть, полезно показать несколько портретов Уистлера, особенно портрет женщины в платье из черной в широкую полоску ткани с юбкой годэ[190]

и рукавами из двойного кружева. Платье должно быть черное из толстого атласа или бархата, как Вам захочется. Также хорошо бы сделать прическу: длинная светлая коса обвивает голову как ореол. А края белой кружевной наколки спадают на плечи, строго и элегантно».

Ворт ответил: «Сегодня же пошел взглянуть еще раз на портрет матери Уистлера. Посылаю Вам набросок с него. Не очень уверен в белой наколке на светлых волосах, боюсь, будет выглядеть тяжело и претенциозно. Я предпочел бы черную, это более соответствует общей суровой атмосфере. Как эпоху выбрал бы период между 1860 и 1870 годами, поскольку с семидесятых по восьмидесятые годы мода уже стала очень специфичной и, возможно, вызвала бы в зале смех из-за некоторых непривычных сейчас деталей, например турнюров. Из костюмов я убрал бы все излишества, на которые зритель может отреагировать улыбкой, а оставил бы лишь стройный силуэт, как на портрете Уистлера. Ткань – поплин, бархат или плотный шелк не подойдут. Я прочитал “Привидения” и уверен, что Вы найдете подлинное вдохновение для работы в этой драме. Сожалею, что этот норвежский гений со своим огромным талантом не нашел возможности помочь нам в настоящем существовании. После чтения его пьесы испытываешь чудовищную безысходность… Но великие заслуживают, чтобы их оценили. Дело в том, что эта пьеса даст Вам возможность сыграть одну из самых блистательных ролей…»