Волшебники парижской моды

Для четвертого акта «Заза» в ателье Дусе в 1898 году было заказано манто, в котором Заза хотела произвести впечатление на своего бывшего возлюбленного. Работу над этим манто поручили молодому Пуаре[171]; спустя тридцать лет он писал в своих воспоминаниях: «Вся грусть от погибшей романтической любви, вся горечь четвертого акта пьесы сконцентрировалась в этом, в высшей степени выразительном манто. Едва актриса показалась в нем на сцене, публика почувствовала, каков будет финал пьесы…»

В последующие годы дружба между Режан и Дусе стала разлаживаться. Это произошло незадолго до того, как Дусе, измученный личными неурядицами, таинственно исчез. Когда он снова вернулся в свою профессию, то хотел забыть все связанное с прошлым, в том числе и свою любовь к XVIII веку. В 1912 году он продал всю свою коллекцию. Эта продажа стала сенсацией, принесшей ему двадцать миллионов франков золотом. Режан нанесла визит Дусе в его новом жилище на авеню дю Буа, и ее поразили перемены: комнаты были обставлены по последнему слову моды, интерьеры отделаны Пуаре и Ирибом[172]; на стенах картины Мане, Сезанна, Ван Гога, Моне, Дега[173]. Все такой же смелый, Дусе стал покровительствовать будущим великим художникам, в те времена еще не понятым современниками. Он покупал работы Пикассо

[174], Брака[175], Матисса[176]. В его последнем доме, в Нейи, хранились «Авиньонские девицы» Пикассо, «Флейтистка» Дуанье Руссо[177]

, «Цирк» Сёра[178] и многие другие картины – сегодня гордость знаменитых музеев.

Дусе интересовался и современными писателями: Аполлинером[179], Кокто[180], Максом Жакобом

[181]. Он поручал выполнять переплетные работы по их книгам талантливым мастерам-переплетчикам (сам их нашел) Пьеру Легре и Роз Адлер, стал инициатором возрождения переплетного ремесла.

* * *

В 1920 году незадолго до смерти Режан Дусе пришел ее навестить. Он провел почти весь день у постели больной актрисы. Жак Порель вспоминал: «Когда он уходил, я заметил, что его серые глаза как-то необычно блестят. Он обнял меня на прощание, и я заметил слезы на его надушенных усах».

Элеонора Дузе[182]

и ее кутюрье Жан Филипп Ворт

«Без Вашей помощи вся притягательность моей профессии для меня теряется», – так писала шестидесятилетняя Элеонора Дузе своему кутюрье. Такие отношения между кутюрье и клиенткой – случай уникальный во всей истории швейного искусства! Одна из величайших актрис своего времени и ее кутюрье были настолько тесно связаны в совместном творчестве, что без его поддержки она не могла играть на сцене, исчезала ее «притягательность», недоставало наиболее действенных средств выражения, приобретаемых только с его помощью. Жан Филипп Ворт, сын великого основателя Высокой моды, с раннего детства проявлял страстный интерес ко всему виденному им в ателье отца – великолепному кружеву и шелкам, кринолинам и накидкам. Сколько раз он удивлял всех, покрывая свои школьные тетради набросками дамских туалетов. Несколько раз отец брал его с собой во дворец Тюильри, и он запомнил, как однажды императрица, взглянув на него, грустно вздохнула и сказала: «Как я хотела бы, чтобы мой сын был таким же здоровым и крепким!»

Чуткостью настоящего художника он был обязан Коро[183], который часто бывал у его родителей. Во время осады Парижа, в Франко-прусскую войну 1870 года, после того как Ворт-старший покинул окруженную врагом столицу на воздушном шаре, четырнадцатилетний Жан Филипп все воскресенья стал проводить у Коро. «Эти воскресенья, – писал он позднее, – стоили пятидесятилетнего опыта моей профессиональной деятельности». Коро научил его чувствовать настоящее искусство, показал, как изящным рисунком выразить свою мысль, настроение.

Сохранилось много свидетельств того, что Жан Филипп Ворт обладал тонким изысканным вкусом. Они принадлежат людям, долгое время проработавшим в его ателье бок о бок с ним самим. Например, из этих воспоминаний известно, что Жан Филипп Ворт всегда отдавал предпочтение голубому цвету как основному и лишь некоторые детали выполнял в другой цветовой гамме. Даже ленты, которыми перевязывались упаковочные картонные коробки, были голубого цвета. Как-то получив заказ, тысячу катушек голубых ниток, он распорядился вернуть фабриканту всю партию, потому что нитки были не того оттенка. В таком же голубом флаконе, усыпанном звездами, специально придуманном художником по стеклу Лаликом[184], появились духи «В ночи». В течение нескольких месяцев химик-специалист трудился над сложной композицией духов, добиваясь цветочного аромата, которым Ворт наслаждался на островах Борромео[185].