Пуаре был оригиналом, в некотором роде чудаком, потому и врагов у него было огромное количество. Никогда ни один кутюрье не имел так много врагов и столько фанатично преданных поклонников – в этом он мог сравниться только с Пикассо. А Пикассо Пуаре ненавидел, ругал за «умственные спекуляции», возлагал на него «печальную ответственность за огромное количество сбитых с толку несчастных овец». Второй после Бога, Пуаре не выносил никакой конкуренции, даже со стороны родной сестры – Николь Груль. Когда она тоже встала на путь создания туалетов, Пуаре запретил фабрикантам продавать ей ткани: «Или она, или я!» – заявил он. Но дело Николь Груль пошло весьма успешно, и вскоре в ее Доме работали более сотни служащих. Однажды брат и сестра встретились на Елисейских Полях, и Пуаре небрежно бросил своим приятелям: «Эта дама была когда-то моей сестрой». Враги и конкуренты, ученики и поклонники создали миф вокруг его имени. Но сам Пуаре смотрел на себя поразительно трезвым взглядом – сомнительный герой легенды о самом себе. Вот человек, которому все льстят и воскуривают фимиам. «Как вы думаете, – писал Пуаре, – можно ли такому человеку не иметь искаженного мнения о своей ценности? Он живет в искусственном мире, в роскошной фантасмагории, ему очень просто стать марионеткой, быть одураченным собственной славой…»
Манекенщицы в саду Поля Пуаре, Париж, 1910
Он старался, чтобы его известность распространилась по всему миру. В сопровождении девяти манекенщиц и секретаря устраивал показы своих коллекций во всех европейских столицах. В те времена манекенщицы еще не полупрозрачные, эфемерные существа с отсутствующим взглядом, как сейчас, – тогда это были очень хорошенькие, пухленькие девушки, что называется, «кровь с молоком». В обязанности секретаря, помимо всего прочего, входило оберегать их добродетель, а это не всегда простое дело. Например, в Санкт-Петербурге молодые люди проявляли такую предприимчивость и находчивость, такую свободу, когда посылали цветы и конфеты, что секретарю приходилось сооружать настоящие баррикады. В американское турне, темой которого была демонстрация парижского вкуса, Пуаре взял только один манекен. Поставив его в центре эстрады, кутюрье раскраивал ткань, набрасывал ее на манекен, драпировал в складки, подкалывал булавками, – к восторгу публики, прямо у нее на глазах создавалось платье.
«Кинофильм, в котором различные картины непрерывно сменяют друг друга» – такими словами Пуаре охарактеризовал жизнь кутюрье. Жизнь Пуаре в самом деле была похожа на фильм, на необыкновенный карнавал, который начинается с работы над платьями, а кульминация – грандиозный костюмированный бал. Совершенно особняком стоят его восточные празднества – тут он давал полную волю своей любви к блеску, экзотике. Для одного такого праздника «Тысяча и вторая ночь» в 1911 году он преобразил свой дом в сказочный замок.
Пуаре-султан восседал на троне в глубине своего парка, окруженный домочадцами, и принимал приветственные поклоны прибывающих гостей; слуги – негры и негритянки окуривали его благовониями, дымящимися в курильницах, а из зарослей кустарников и деревьев доносились звуки флейт и гитар. С каждым годом эти праздники становились все пышнее, экстравагантнее. Что говорить о его знаменитой «ярмарке-гулянье», устроенной летом 1912 года в Версале, – она стала апогеем его фантазии и непревзойденным по размаху празднеством. Казалось, ожил весь античный мир с мифологическими персонажами; вход в парк разрешался только богам, нимфам и дриадам. Распоряжался всем сам Пуаре в образе олимпийского бога Юпитера: котурны, плащ цвета слоновой кости, посыпанные золотом борода и кудри. Праздник кончился вакханалией; в ту ночь триста гостей выпили девятьсот бутылок шампанского.
Демонстрация коллекции Поля Пуаре, Париж, 1925
Праздник Поля Пуаре «Тысяча и вторая ночь», Париж, 1911
Вот так жил Пуаре, так развлекался – искал в этих празднествах забвения. Не изменил своего образа жизни он и после войны, когда его финансовое положение сильно пошатнулось: гулянья-карнавалы в роскошном доме на Елисейских Полях продолжали сменять друг друга. Для одного только вечера по его приказу соорудили гигантский шатер из каучука, раскинутый над всем садом.
Примерка у Пуаре. Фото Липницки
Выставка декоративного искусства 1925 года поставила точку в его безумной расточительности. Уже ночью праздничная публика погрузилась на три парусные яхты, стоявшие на Сене. Яхты назывались «Любовь», «Наслаждение» и «Оргия». На яхте «Оргия» музыкант-виртуоз играл на рояле, но стремительный бег пальцев по клавиатуре рождал не только звуки – вспыхивало множество цветовых лучей, которые проецировались на большой экран. Пуаре говорил, что этим новым изобретением обязательно затмится кинематограф.
Final[228]