Волжский рубеж

Сразу оказалось ясно: Германия, на которую так рассчитывал Александр Второй, не хотела поддерживать Россию. Недаром юлил канцлер Бисмарк. Он уже тогда, в первые дни после окончания Балканских войн, был обеспокоен чрезмерным усилением России. Недавно наголову разбитая Франция, тяготевшая последние годы к Российской империи, тоже ее не поддержала: она смертельно боялась сильной Германии. Премьер-министр Великобритании, хитрый политик и романист Бенджамин Дизраэли, прибывший на конгресс лично отстаивать интересы своей страны, видя упрямство русских, один раз при всех даже заказал поезд из Берлина, давая понять, что бросает конгресс и уезжает готовиться к войне. Его удержали. Дьюла Андраши Старший, как и Дизраэли, настаивал на полном пересмотре той политической карты, которую нарисовали во время Сан-Стефанского мира. Горчаков заботился о главном: Южная Бессарабия должна остаться за Россией. Его можно было понять – потеряв собственную территорию, он мог бы собирать вещи и ехать в самую отдаленную свою деревню доживать свой век. Болгария его интересовала уже мало. Доблестный командир Шувалов, попавший в клетку с такими асами, как Бисмарк, Дизраэли и плут Андраши, сдавался. Тем более, граф понимал, его настойчивость может повлечь за собой новый европейский конфликт. Но кто он такой, чтобы вот так, сходу, решать судьбы народов? Разумеется, ни хитрый Горчаков, ни боевой Шувалов никогда не сказали бы друг другу одной вещи, но им очень этого хотелось! Дипломаты не должны говорить о том, что думают! Но сказать хотелось безумно!.. В Берлине должен был присутствовать сам Александр Второй, царь всея Руси, и сам должен был решать – быть новой войне или не быть. Сталкивать народы лбами или не сталкивать. А не посылать статистов, хоть и родовитых, надеясь лишь на чудо. Все это понимал и сам Александр Второй, мучаясь от своего заведомо неверного решения в Зимнем дворце, но так не хотел позориться лично, понимая, что его будут ломать, выкручивать ему руки. Все же прекрасно знали, что Россия после Балканской войны порядком ослабела, поиздержалась, потеряла в живой силе. А два государства, Англия и Австро-Венгрия, могут хоть завтра живенько собрать армии и ударить и с моря, и с суши. И еще неизвестно, как поведет себя железный канцлер Германии! И тогда действительно Европа погрузится в ад. Да, скорбная тень Крымской войны, однажды в молодости накрыв Александра Второго, уже никогда не уходила. Он жил под этой тенью…

Так вот, на Берлинском конгрессе чуда не случилось. От «Новой Болгарии», придуманной в Сан-Стефано, осталась одна треть, и эта треть уходила на север за Балканы. На юге Болгарии образовывалось новое государство под властью османов, их автономная провинция, и называлась она Восточная Румелия. Этакая буферная зона между Оттоманской империей и Россией с ее союзниками-славянами. Часть территорий, открывавших несостоявшейся «Новой Болгарии» выходы к Мраморному и Средиземному морю, оставалась за турками. На Кавказе обратно пришлось отдать Баязет, под которым в разное время полегло столько русских солдат! Босния и Герцеговина оставалась за Австро-Венгрией. Были и другие значительные уступки. Бенджамин Дизраэли, совсем не желавший еще одной войны с Россией, а игравший по большому счету в Берлине спектакль, не мог даже поверить в такой поворот событий. К тому же его искусный спектакль и якобы серьезные приготовления к войне стоили Турции острова Кипр – она отдавала его Англии. Это было условие Дизраэли встать на сторону османов. Не ожидала такого благоприятного исхода событий и Австро-Венгрия, хотя она вела себя в лице бывшего графа-революционера Андраши еще настойчивее. Все цели западных держав были достигнуты. Россия не получала выхода в Средиземное море – это безумно радовало Англию. Россия не смогла создать на Балканах великий союз славянских народов – это утешало Австро-Венгрию. И наконец, Бисмарк тоже получил кусок – Россия, извечный враг Германии, не смогла стать сильнее благодаря этой войне. Более всего оказались удивлены турки: они отдали победителям почти все, что у них было дорогого, кроме Константинополя, но благодаря хитростям европейской политики большую половину без капли пролитой крови вернули назад. Но это и была ее Величество Политика! В служебной записке царю Александру Второму чуть позже Горчаков напишет: «Берлинский конгресс есть самая черная страница в моей служебной карьере». Царь ответит так: «И в моей тоже».

7