Вор весны

— Но он может исцелиться, верно? Так устроены фэйри.

Эметрия сглатывает.

— Чтобы исцеляться, нам нужна наша кровь. Это наша энергия.

— Вы можете сделать что-то вроде… переливания крови?

Она смотрит вниз.

— Не с моей кровью, — говорит она. — Или твоей. Кровь фэйри отличается от человеческой. Это должен быть родственник.

Я бледнею.

— Зера или Арес никогда…

— Нет, я не верю, что Зера сделает это, — говорит Эметрия, ее челюсть напряглась. — Не знаю, как она объяснит отказ двору, но она найдет способ. Однако Арес… он может.

— Он ненавидит его.

— Он завидует ему, как бы глупо и тупо это ни было. Но я верю, что он все еще видит в нем брата, — она делает паузу. — Не уверена, что у нас есть большой выбор.

— Он возненавидит нас за это.

— Он уже ненавидит меня, и, по крайней мере, он будет жив, чтобы ненавидеть меня еще больше. Я заплачу эту цену, — она поворачивается ко мне лицом. — А ты?

— Все, что угодно, — говорю я после паузы. — Я сделаю все, что потребуется.

Она качает головой.

— Когда смертные так говорят, это мало что значит, но ладно, — она выходит из ванной, направляясь к своим корзине и посоху. Ставит пузырек с голубой жидкостью на прикроватный столик.

— Дай ему это, если он проснется. Я вернусь, как только смогу. Оставайся с ним.

— Даже если могла бы пойти куда угодно — не стала бы.

Она замирает.

— Думаю, ты подразумеваешь именно то, что говоришь. Если бы ты могла пойти домой прямо сейчас и не навлекать на себя гнев Зеры, ты бы этого не сделала, верно? Почему? Разве ты не хочешь вернуться домой?

— Да, — честно говорю я. — Но я не могу оставить его. Не так.

Никогда.

Она кивает, выходя из комнаты, и я снова подползаю к нему. Он уже не такой холодный, как раньше, но это не приносит мне особого утешения. Я прижимаюсь к его груди, пытаясь притвориться, что он удерживает меня.

Впервые за долгое время мне снится папа. Снится моя старая кровать, и его огромные руки гладят мои волосы, говоря мне, что все хорошо. Я поддаюсь детскому желанию броситься в его объятия и разрыдаться. Я задыхаюсь под тяжестью мира, задыхаюсь от запаха его джемпера, от знакомого аромата несвежего кофе и старой бумаги.

Я снова просыпаюсь от неистового стука в дверь. Бегу по коридору, чтобы ответить, и нахожу Эметрию с Аресом. Интересно, сколько времени потребовалось, чтобы убедить его?

Он улыбается.

— Смертная, — говорит он. — Эметрия сказала, что мой брат на пороге смерти. Ты собираешься пригласить нас войти?

Я отступаю назад, позволяя им войти и обходя их стороной. Арес очень мало говорит, когда мы приходим а комнату Аида, хотя выражение его лица на мгновение меняется.

— Кровь, говоришь?

Эметрия кивает.

— И что я от этого получу?

— Твой единственный брат вернется к полному здравию?

Он фыркает.

— Я хочу услугу. От тебя, — он кивает на нее, — и от тебя.

— Меня? — вздрагиваю я. — Я — смертная. Я ничего не могу для тебя сделать, и ты не можешь заставить меня это сделать…

— Но я все равно хотел бы ее иметь, — говорит он. — Среди вашего вида все еще есть честь, верно?

— Хорошо, — отрезает Эметрия. — Персефона?

Я поджимаю губы.

— Одна услуга, — соглашаюсь я, надеясь отказать ему, но зная, что все равно дам ему что угодно.

Арес ухмыляется и подтаскивает стул к своему брату. Он расстегивает рубашку. Эметрия откидывает одеяло и переворачивает Аида. Она берет длинный серебряный предмет, нечто среднее между ножом и ручкой, и рисует у него на спине.

Улыбка Ареса меркнет, когда взгляд останавливается на татуировке. Нет, не на татуировке. На старые раны под ней. Он смотрит на Эметрию, но та не встречается с ним взглядом.

Шрамы удивляют его. Он не знал о них. Что значит — не он их оставил.

Эметрия заканчивает выводить узор на спине Аида и рисует аналогичный символ на груди Ареса. Она прикладывает ладони к обоим, образуя между ними связь. Арес стонет, все сильнее, когда под ее ладонями вспыхивает свет, вытягивая что-то из него в Аида.

Это занимает больше времени, чем ожидалось, но, в конце концов, все заканчивается.

— Передохни минутку, — говорит она ему. — Я найду тебе что-нибудь, чтобы зарядиться энергией.

Она покидает комнату.

— Итак, — Арес поворачивается ко мне, — я не мог не заметить, что ты не очарована и не используешь эту возможность, чтобы сбежать. Что это значит? Мой брат так сильно тебя сломал, что теперь ты как прирученный питомец?

Псы рычат на это замечание.

— Не то чтобы в этом было что-то плохое, — добавляет он.

— Я не собираюсь перед тобой оправдываться.

— Поступай, как знаешь. Мне никогда не понять смертных.

— Так же, как мне не понять вас.

— Фэйри? — он поднимает черную бровь. — Или меня в частности?

— Не согласись я на эту услугу, ты бы позволил ему умереть.

Арес мгновение внимательно на меня смотрит.

— Конечно, он стоит на пути моих амбиций, но позволить ему истечь кровью до смерти… это было бы не спортивно. Если я когда-нибудь убью его, уверяю, он будет вооружен.

— Ему невероятно повезло, что у него есть такой брат, как ты.

— Что ж, спасибо, я… — он останавливается. — Это знаменитая ложь смертных, да?

Я поджимаю губы.

— Да.