И все же Лули признавала, что тоскует по тому тихому спокойствию, которое окутывало ее, когда она сидела с Ахмедом у него в диване. В эту минуту она жалела, что не ведет более простую жизнь. Такую, при которой нет страха лишиться кого-то.
Очень печально, что желания, как и грезы, невещественны.
Позже, когда Лули вытерла слезы и вернулась на постоялый двор, их с Кадиром комната оказалась пустой. Если не считать тех немногочисленных реликвий, которые были на ней, и приставленного к стене у кровати шамшира Кадира, у них ничего не осталось. Но на столе была лампа, и она мерцала мягким голубым светом.
Лули упала на кровать, не удостоив его вниманием. Огонь не обиделся. Он не слабел, не гас – и не переставал за ней присматривать.
52
Мазен
Мазен все еще сонно моргал, когда Айша бросила ему узел с одеждой.
– Выглядишь так, словно в грязи извалялся, – сказала она в качестве приветствия.
– И тебе сабах аль-кайр, – проворчал он, рассматривая одежду: пару дешевых шаровар и рубашку. Нашелся и кусок ткани на гутру.
Принц посмотрел на Айшу: та уже вымылась и переоделась. Он с удивлением отметил, что она не стала скрывать руки – на виду остались и ее шрамы, и нанесенный на них и уже порядком выцветший узор из хны. Она набросила на голову платок так, чтобы лицо оказалось в тени. Мазену почти не видно было, что глаза у нее разного цвета.
– Попробую угадать. – Он расправил рубашку. – Воровство?
Она пожала плечами.
– Торговцы ничего не заметят. А теперь иди мыться. У нас нет лишнего времени.
Мазен воззрился на нее.
– Но мы ведь еще не уезжаем? Мы же только добрались!
– А ты решил, что мы сможем продолжить путь без коней и вещей? – Она фыркнула. – Обязательно скажу твоему брату, что тебя погубила твоя собственная глупость.
– Неужели нельзя не передергивать мои слова все время?
Она привалилась к стене, скрестив руки.
– Я это делаю, только когда ты говоришь глупости.
Она не пошла с ним на поиски мужского хаммама. Мазен обнаружил его неподалеку от постоялого двора: простое здание, приютившееся у скал. Мыться там было… Странно.
В основном потому, что во дворце у него была собственная купальня, так что он никогда еще не мылся в обществе других мужчин. Это было ужасно непривычно и заставило его остро осознать, насколько он не мускулистый. И все же стало огромным облегчением, что он больше не в теле брата. Что он – это он. Только одеваясь он вспомнил, что это значит.
Он потерял браслет. Древний, бесценный артефакт, зачарованный ифритом.
Внезапно на него навалилась ужасная тяжесть, так что он даже споткнулся. Он уже ощутил потерю, но только сейчас, стоя полуобнаженным в собственном теле, осознал, насколько она колоссальна. Тело Омара было броней. И, несмотря на уверенность в том, что в Хибане его никто не опознает, он ощутил себя уязвимым.
«Но, возможно, мне и не надо быть собой». Без своих купеческих одежд Лули становилась Лейлой. А он сам без монарших украшений был Юсефом.
«Юсеф». Это имя напоминало о безобидных выходках и возвышенных мечтах. Эта маска принадлежала личности, роль которой ему было удобно играть. Он решил, что здесь станет пользоваться именно ею. Вернулся на постоялый двор, нашел Айшу и сказал ей об этом.
Она фыркнула:
– Просто удивительно, что даже сейчас ты продолжаешь витать в облаках. – Она встала. – Пошли, найдем чайную.
Он пошел за ней.
– А что насчет купца?
Словно по волшебству, из толпы вышла Лули аль-Назари в простой одежде. Она набросила платок на свои непокорные кудри, которые обрамляли ее лицо пушистым облачком.
– Я пойду с вами.
Ее твердый как сталь голос не допускал возражений. Она зашагала перед ними. Кадира нигде не было видно.
Оба шли за ней мимо многоярусных деревянных домов и необычных магазинчиков, через участки усыпанной цветами зелени, где жители наслаждались прохладной погодой. Мазен позавидовал их беспечности, их веселым улыбкам и беззаботному смеху.
Посмотрев на журчащие потоки, бегущие мимо них, он вспомнил о серебряной крови. О Кадире, пробитом дюжиной клинков. Об Айше, истекающей кровью в древних развалинах. Они оба умерли. Или так он думал. Но вот они стоят, оживленные магией, которой он не понимает. Что бы сказал отец, если бы узнал, что он путешествует с ифритом?
«Он бы давно постарался их убить».
Мазен подавил вздох: они дошли до края базарной площади, где рано вставшие работники собирались группками, обсуждая свои повседневные дела под навесами и в лавочках. Мазен обратил внимание на впечатляющие выставки товаров перед магазинами: на прилавках было все, начиная с ярких тканей и кончая глазурованными блюдами или рядами жестянок с пряностями. Поскольку время было раннее и многие выставки оставались без присмотра, городская стража обходила площадь, высматривая чересчур рьяных покупателей с ловкими пальцами.
Они втроем прошли мимо пока еще спящих лавок и направились к чайной с открытой террасой. Там устроились за столом и на остатки украденных денег заказали питу, хумус и тарелку оливок.