– Не все джинны зло, йюба. Мать говорила об этом в своих сказаниях, помнишь?
Мазен понял, что этого говорить не следовало: лицо султана заледенело.
– У тебя настолько плохо с памятью, что ты не помнишь: ее убил один из этих джиннов!
– Но она считала…
– Твоя мать, да благословят боги ее душу, была мягкосердечной. – В его глазах горело чувство, которое Мазену не удалось опознать. – Но будь я проклят, если допущу, чтобы джинны заполучили тебя, потому что ты унаследовал ее сентиментальность. Запомни, Мазен: в пустыне нет места добрячкам!
Когда-то мать Мазена говорила прямо противоположное – что в их стране мягкое сердце намного важнее, потому что пустыня иссушает чувства человека, – однако он не стал напоминать об этом отцу.
Султан со вздохом отодвинулся от стола.
– Надеюсь, ты понимаешь, что я желаю тебе добра. – Он в задумчивости долил себе кофе из даллы. – Вот почему я решил обучать тебя фехтованию. – Мазен содрогнулся, но султан на него даже не взглянул. – Это поможет тебе заполнить твои дни. Я хочу, чтобы ты оставался во дворце, пока Омар не вернется. Тут безопаснее.
Мазен поставил чашку, боясь, что она выпадет у него из рук. Его мать была против того, чтобы отвечать насилием на насилие. Именно поэтому его никогда не учили пользоваться оружием. Именно поэтому султан отказался от должности Короля «Сорока воров». Однако все это было до ее смерти. Мазену следовало бы понимать, что рано или поздно отец вложит клинок в его руки.
«Если бы он только знал, что этим клинком станет орудовать Омар!» Это было почти смешно. Он будет притворяться умелым фехтовальщиком, а Омар – изображать неумеху. Похоже, им обоим придется нелегко.
Его отец улыбнулся. Не кривой улыбкой, а искренней.
– Это будет тебе полезно. Слыханное ли дело – принц, не владеющий клинком? У тебя на плечах – груз правителя, Мазен. Благими намерениями страну не защитишь.
Его отец был прав. Не важно, что Мазен боится взять в руки клинок, опасаясь вонзить его в живое существо, или что он ненавидит насилие. Хорошо хоть, что в будущем этот чертов груз царства ляжет на плечи Омара. Мазену трон совершенно не нужен.
– Если ты опасаешься скуки, перестань. – Султан подул на кофе. – Мы заполним твои дни полезными делами. Я уже предупредил советников, что ты будешь присутствовать на наших собраниях. Буду ждать тебя завтра днем. Понятно?
О! В ближайшем будущем его будут ждать фехтование и политика. Но Мазен не станет принимать такую жизнь… Пока.
– Да, йюба, – тихо отозвался он.
Вот так он и попрощался с отцом – без объятий или поцелуев, но уступив его воле. Когда он уходил из дивана, на сердце его давило все невысказанное.
В пятый час после рассвета он подошел к кабинету Хакима. Все это время он готовился к путешествию: укладывал не свою одежду и разговаривал с Омаром о том, что ему следует знать в качестве Короля «Сорока воров». Брат отдал ему почти все свое имущество; все, за исключением серьги с полумесяцем, – с ней он отказался расстаться. И сейчас только ее не хватало в личине Мазена, стоящего у двери Хакима.
Он нерешительно постучал в дверь в том же ритме, что и всегда, и вошел, услышав приглашение.
Комната Хакима не изменилась: по-прежнему была полна фолиантов, теней и карт.
– Мазен? Ты сегодня непривычно тихий. – Хаким развернулся на табурете. Увидев гостя, он напрягся. – Омар?
Мазену было крайне неприятно видеть, как его обычно спокойный брат встревожился при виде Омара. Мазен прекрасно знал, что это его вина. Много лет назад, когда мать рассказала ему о существовании Хакима, он умолил отца вернуть того обратно во дворец, откуда того изгнали. Ему хотелось иметь товарища для игр – кого-то, кто будет относиться к нему как к брату, в отличие от Омара. И потому султан неохотно разыскал племя матери Хакима и привез мальчика во дворец. Ради Мазена он дал Хакиму почетный титул принца, хоть в его жилах и не было крови султана.
Хаким, на два года моложе Омара, оказался ближе к Мазену и по возрасту, и по характеру. Его появление ознаменовало начало более спокойных времен. По крайней мере до тех пор, пока мать Мазена не умерла, а султан не запер самого Хакима в его комнате, позволив Омару его принижать.
«Виноват, виноват!» Мазен со стыдом подумал, что это он разлучил Хакима с его племенем. Ребенком он утверждал, что Хаким – его родня. Только задним числом, когда брат оказался заперт во дворце, он понял, каким был эгоистом.
Он постарался отогнать эту мысль и стянул браслет с запястья, изобразив бледную улыбку при виде изумления Хакима.
– Салам, Хаким.
– Мазен! – Хаким завалился спиной на стол. – У меня чуть сердце не разорвалось.
– Извини. У меня только сейчас появилась возможность снять эту проклятую штуку.
– А ты не просто так притворяешься Омаром? – Хаким воззрился на браслет. – Это… Реликвия?
– «Да» на оба вопроса.
Мазен подошел ближе – и перестал улыбаться. Та карта, которую султан показывал Расулу и Лули, лежала сейчас на рабочем столе Хакима. Брат нанес на нее новые маршруты.
Он чувствовал, как Хаким его рассматривает. Он ожидал восклицаний, ворчанья, но Хаким совершенно спокойно спросил: