Вор звездной пыли

– Ты собираешься сегодня занять место Омара?

Мазен судорожно сглотнул.

– Помнишь, что я был должен ему услугу? Вот она. Он хочет, чтобы я сопровождал купца, притворился, что я – это он.

– И ты собираешься это сделать? – Хаким резко встал. Широкоплечий и высокий, он заставил Мазена почувствовать себя маленьким и незначительным. – Ты добровольно отправишься в пустыню, полную разбойников и джиннов, только чтобы султан не узнал твоей тайны?

Мазен сделал шаг назад, выходя из тени брата.

– Но если он узнает…

– Он же тебя любит, Мазен! Ты его любимчик. Он никогда не причинит тебе боли.

Мазен готов был рассмеяться. «Я? Любимчик?» С чего Хаким так решил? Отец никогда его не слушает. Он ему не доверяет: все важные обязанности возложены на Омара. Но Мазен знал, что Хаким будет спорить с ним хоть до заката, и потому счел нужным согласиться.

– Значит, любовь делает его слепым. Рядом со мной он не слышит разумных доводов.

– Что плохого в том, что он хочет приставить к тебе охрану вне дворца?

Мазен покачал головой.

– Сейчас меня вообще перестанут выпускать отсюда.

Он замолчал, осознавая, насколько капризным кажется. Хакиму даже на дворцовых мероприятиях не дозволялось появляться без особого разрешения султана. А он еще жалуется!

Он хотел бы забрать свои слова назад, но не смог пересилить себя и нарушить неловкое молчание. Вместо этого он занял себе руки, забравшись в сумку и достав платок матери, казавшийся ярким даже в темном кабинете Хакима.

Хаким плюхнулся за стол и ссутулился.

– Ты уезжаешь не только из-за султана, да? Это ради Полночного Купца. И потому что хочешь вырваться из дворца.

Мазен снова судорожно сглотнул. Ему и правда хочется уехать из Мадинны. Хочется помочь Полночному Купцу, хоть он и не уверен в том, что это ему по силам. Он у нее в долгу.

Хаким рассмеялся, и этот негромкий звук заставил сердце Мазена сжаться.

– Я знаю тебя лучше, чем ты знаешь себя. – Он протянул руку. – Знаю: ты принес платок, потому что хочешь, чтобы я его сохранил. И ты уже все решил. Ты унаследовал от султана упрямство.

Мазену хотелось запротестовать, однако Хаким был прав.

– Как всегда, ты видишь меня насквозь.

– У тебя душа нараспашку. – Хаким взял у него платок и начал сворачивать карту рулоном. – Кто еще знает про эту подмену? Твои слуги? Карима?

Мазен покачал головой.

– Никто. Я не рискую поделиться этой тайной ни с кем.

– А как насчет Полночного Купца? Ты не думаешь, что она охотнее поехала бы с тобой, если бы знала, кто ты на самом деле?

Сердце у Мазена болезненно сжалось от чувства вины. Ему тошно было лгать Лули аль-Назари, но разве у него есть выбор? Она презирает султана. Если она узнает тайну Мазена, что помешает ей шантажировать его отца? Если такое случится, султан его никогда не простит.

Мазену нравилась Лули, но страх перед отцом был куда сильнее.

Хаким серьезно кивнул, услышав все это от Мазена.

– Значит, за Омаром буду присматривать я один. – Он нахмурился. – Мне не нравится, что он ставит свои личные дела выше поручений султана. И что готов отправить тебя в столь опасное путешествие.

Это было неприятно, но неудивительно. В детстве Омар подбивал Мазена на всевозможные опасные выходки – и только смеялся, когда младший брат получал травмы.

– Я отметил на карте наиболее часто используемые маршруты. – Хаким вручил ему карту. – Самый быстрый пройдет через Дхим и Хибан.

Мазен криво улыбнулся.

– Ах да, вот что мне нужнее всего: города, где полно людей, перед которыми придется играть роль.

Хаким ничего не ответил – только молча смотрел на него, и его яркие глаза в полумраке казались темными. Мазен прижал карту к груди, которую внезапно стеснило. Он не имеет права жаловаться на жульничество своему брату. Брату, который заключен здесь из-за него.

– Прости, Хаким, – шепотом проговорил он.

Хаким недоуменно моргнул.

– За что?

Мазен неопределенно обвел рукой комнату, указывая на груды книг, карты, пришпиленные к стенам слоями, потому что свободного места не оставалось. Если бы не он, Хаким сейчас был бы в пустыне, составляя такие карты. А вместо этого он сидит здесь, пленником, вручая Мазену ключ к свободе.

Хаким улыбнулся – и тени у него на лице переместились, нарисовав черные полукружия под глазами, из-за которых он стал казаться гораздо старше своих двадцати пяти лет.

– Я уже говорил: тебе не за что извиняться. Да и сейчас не время извиняться.

Мазен проглотил вставший в горле ком. «Да: сейчас время прощаться».

Хаким встал и первым обнял Мазена, а тот лишь смог ответить тем же, с трудом сдерживая дрожь. Когда Хаким отстранился, в глазах у него блестели непролитые слезы.

– Пусть звезды указывают тебе путь, а боги тебя хранят. И помни, Мазен, – тут он хлопнул его по плечу, – в момент сомнений лучше всего быть самим собой.

Мазен заставил себя улыбнуться.

– Никем другим я стать не надеюсь.

Он не стал говорить брату, что в этом путешествии от него самого не будет никакой пользы. И в глубине души уже начал бояться, что так будет всегда.

18

Лули