Впервые в пустыню Мазен попал, когда учился ездить верхом. Хотя в аристократическом районе существовали площадки, специально отведенные для таких занятий, султан заявил, что учиться ему следует в такой местности, где потом он в основном и будет ездить. Мазен до сих пор помнил свое изумление, когда в первый раз выехал за городские ворота и вблизи увидел всю величественность пустыни.
Он помнил, как в воздухе светились пылинки – такие мелкие, что напоминали мерцающие звезды. Он помнил пейзаж: потоки песка, сияющие золотом под закатным солнцем, и ветер, игриво трепавший его одежду.
Уроки были непростыми, но Мазену они все равно нравились. В те времена все было проще. Он был еще совсем ребенком и предвкушал важные деловые поездки, в которых в будущем будет сопровождать отца. Он придумывал приключения, в которых ехал бы через дюны и сталкивался с легендарными существами, чтобы потом о них можно было бы хвастливо рассказывать матери.
А потом его мать умерла, он так ничего ей и не рассказал.
С чувством странной ностальгии он ехал сейчас по караванному пути, уходящему от ворот Мадинны. Его охватило странное ощущение, будто он едет в прошлое, а не в будущее: тот же самый закат окрашивал далекие дюны в червонное золото, пылинки слабо поблескивали в воздухе, уносимые легким ветерком. Он опустил взгляд, подмечая желтые цветы, растущие на песке, и задумался, были ли они кем-то здесь посажены или даже эта скудная растительность возникала из крови джиннов.
Мазен задал бы этот вопрос, будь он самим собой.
Он передвинулся в седле (хотелось бы надеяться, незаметно). Он уже давно не ездил верхом и все еще не до конца вспомнил, как нужно расслаблять свое тело. Нет, как расслаблять тело Омара, которое было гораздо тяжелее (массивнее), чем его собственное. К счастью, никто из его спутников не обращал внимания на его беспокойные движения. Они вообще не разговаривали. Мазен пытался воспринимать их молчание с оптимизмом. Оно хотя бы давало ему время насладиться путешествием.
Удивительно кратким путешествием.
Когда обложенная камнями дорога исчезла, купец достала компас и с помощью него выбрала нужное направление. Затем им следовало всего пару часов проехать по проложенной другими тропе – и они оказались на первой точке, обозначенной на их карте: заставе неподалеку от города, место которой путники называли аль-Ваха аль-Хадраа – «Зеленый оазис». Это было скорее пристанище, чем стоянка: миниатюрный город из глинобитных домиков и разноцветных лавок. В центре форпоста находился оазис – большой водоем, окруженный желтой травой, накренившимися финиковыми пальмами и шатрами. Мазен невольно подумал о том, сколько джиннов должны были погибнуть для его создания.
Эта мрачная мысль нависла над ним темной тучей, пока они въезжали на заставу. Лули аль-Назари повернулась к ним и сухо объявила:
– Мы остановимся здесь на ночь.
Она поехала вперед, не дожидаясь ответа. Мазен заметил, как она подавила зевоту, направляясь со своим телохранителем к площадке у воды, отведенной для ночных стоянок.
Он было удивился ее усталости, но тут же отвлекся на все то новое и незнакомое, что видел вокруг. Он смотрел на женщин, несущих на голове плетеные корзины, мужчин, прислонившихся к деревьям и поедающих ягнятину с шампуров, на детей, пробегающих позади лавок и с хихиканьем прячущихся друг от друга.
Все это на мгновение вызвало у него улыбку, но он тут же вспомнил, что должен быть Омаром, а Омар на такое глазеть не стал бы. Он направил коня вперед, стряхивая пыль с одежды и следуя за Айшой бинт Луас, приостановившейся неподалеку. В дороге она ничего не говорила. Если на то пошло, она вообще с ним не разговаривала – только во время торжественного выезда напомнила, чтобы он стоял прямее.
Молчание сохранялось и пока они раскидывали шатер. Лули аль-Назари за вечер не сказала им ни слова. Мазен видел, как она бродит у лавок форпоста. Все свое время она проводила с телохранителем, который следовал за ней тенью. И когда Мазен начинал думать о том, чтобы к ней подойти, этот телохранитель (Мазен подслушал, что она зовет его Кадиром) хмуро смотрел на него. Его равнодушный взгляд смущал Мазена даже сильнее, чем постоянно насупленная Айша.
К полуночи Мазен не перемолвился ни словечком ни с кем из путников, оказавшихся в оазисе, не считая тех немногих, кто узнал его в лицо, полускрытое под капюшоном. Было странно принимать приветствия в роли брата. И еще более странным казалось то, что люди смотрели на него с обожанием и называли его чужими титулами.
Они называли его Королем «Сорока воров». Героем. Но самым странным оказалось третье обращение, которого он прежде не слышал: Похититель «звездной пыли». Это именование было худшим, ведь оно свидетельствовало о том, что все знают, кто такой Омар: человек, который похищает жизни джиннов. Убийца, облаченный в серебряную кровь.