Кадир вынул из-за пояса кинжал и взрезал себе ладонь. Лули смотрела, как на его коже выступает серебряная кровь. Он не дал ей времени задавать вопросы – просто приложил окровавленную руку к ее ране и сказал:
– Рассказывай, что там было.
Она охнула. Ей уже давно не случалось ощущать в своих жилах магию его крови. Кадир редко ее исцелял. Он не признавал лечения мелких травм – особенно таких, которые она получала из-за своих необдуманных решений. Магия ощущалась неприятным холодом и покалыванием под кожей, чем-то средним между болью и онемением. Еще неприятнее было ощущение срастающихся сухожилий кисти.
– Рассказывай.
Кадир говорил мягко. Она знала, что он пытается ее отвлечь.
Она пошла ему навстречу. Рассказала об исчезновении принца, о том, как бродила по развалинам. Рассказала про песню, про голос у себя в голове, про гулей, про ошейник из золотых черепов. Когда она попыталась вспомнить свою драку с принцем, осталось только ощущение боли. Шок пробуждения от кошмарного сна. Последнее, что она помнила, – это выход из развалин, а потом… Тепло груди Кадира и дурманное спокойствие сна.
Когда она подошла к концу своего рассказа, голова у нее затуманилась от боли. И все же она заставила себя сосредоточиться, чтобы задать вопрос, не дающий ей покоя:
– Что стало с реликвией?
Кадир поморщился.
– Вор наследного принца отказывается ее отдавать. Айша считает: раз ее нашел принц, ему она и принадлежит. – Он нахмурился еще сильнее. – Как бы то ни было, нам необходимо найти способ ее вернуть. Она особенная…
Он убрал руку, и на месте жуткой раны остался лишь слабо поблескивающий шрам. Лули понимала, что, когда вымоет руку, надо будет снова ее замотать: нельзя, чтобы принц и вор увидели, насколько быстро зажила ее рана.
– Шукран, – пробормотала она, проводя подушечкой большого пальца по чувствительной коже. – Спасибо, что заживил мне рану. – Она посмотрела ему в глаза. – И что помогал в развалинах.
Даже на расстоянии он за ней присматривал.
Кадир молча кивнул и повернулся к окну, устремляя взгляд к звездам на черном небе. Лули знала, что, если дать ему волю, он просидит так всю ночь, любуясь звездами. Он всегда так делал, когда избегал разговоров с ней.
Она откинула одеяло и свесила ноги с кровати, чтобы оказаться с ним лицом к лицу.
– Ты объяснишь мне, почему эта реликвия особенная? Это как-то связано с тем, что она принадлежала Королеве Дюн?
Даже это имя было вопросом.
Кадир вздохнул.
– Если не считать бессмысленных титулов, да, ифрит, с которым вы столкнулись в развалинах, – та, что специализируется на магии смерти. Именно это позволяло ей управлять движениями гулей.
Лули нажала на рану и поморщилась от тупой боли, разлившейся по конечностям. Она ощущала на себе взгляд Кадира.
– А песня, которую она пела? – тихо спросила она.
– Это старинная песня. – Его глаза потухли, и он откинулся на стуле, отодвигаясь от огня. – Ностальгическая песня, которую передают друг другу джинны, называвшие Дахаб своим домом.
«Дом». В развалинах она ощущала жадную тягу к нему. Возможно, она увидела отца именно потому, что он был воплощением всего того, чем был дом для нее.
– Не знала, что песня может овладеть человеком.
Кадир бледно улыбнулся.
– Ифрит зачаровала тебя не словами. Она использовала магию. – Улыбка пропала. – Вот почему ифриты опасны: их манипуляции незаметны, но сильны. Что еще хуже, они могут овладеть человеком издалека, просто через свои реликвии.
– И что будет, когда мы каким-то образом заберем ошейник у Айши? – Лули помолчала. – А если он завладеет вором до того, как мы сможем его забрать?
– Сейчас реликвия, кажется, замолчала, но – да, надо спешить. – Он скрестил руки на груди. – Когда ошейник окажется у нас, я буду его хранить, пока мы не решим, что с ним делать. Я – джинн, и мной ифрит овладеть не может.
– А называешь самоуверенной меня!
Еще не договорив, она уже пожалела о своих словах, однако, к ее изумлению, Кадир… Ну, не то чтобы улыбнулся, но уголки его губ едва заметно приподнялись.
– В отличие от тебя, я знаю свои пределы.
Он повернулся к фонарю, и свет потускнел. Кадир ушел в тени – и исчез. Лули увидела, что он обернулся вокруг фонаря в своем облике ящерицы. Прижав голову к металлическому каркасу, он закрыл глаза.
– В конце коридора – хаммам, – проговорил он шепотом. – Тебе стоит вымыть руку, а потом поспать.
Лули со стоном встала с постели. Уже у двери она остановилась, глядя на свою заживающую рану.
– Кадир, ты ведь слышал сказание о Королеве Дюн. Как ты считаешь, ифрит из реликвии – это Королева из сказания?
Кадир тихо ответил в темноту, словно опасаясь подслушивания:
– Кто знает? Люди постоянно выдумывают истории, но даже во лжи бывает зерно истины.
Ответ был туманным, очень по-кадировски, и совершенно не умерил ее тревогу. «Ну что ж, – подумала она, открывая дверь. – По крайней мере, сейчас я могу тревожиться по-настоящему».
26
Лули