Воробьевы горы

Шушка поглядывал на одного мальчика, черноволосого и юркого. Он ему казался живее и занятнее других. Однажды Шушка подошел к нему, заговорил, предложил поиграть в войну. Мальчик охотно согласился. На другой день Шушка принес на бульвар коробку с оловянными солдатиками. С новым товарищем они построили из песка укрепления, сложные ходы и траншеи, сторожевые посты, вал. Расставили солдатиков. А когда Шушка скомандовал «огонь!» и сухой песок веером поднялся над землей, приятель его залился громким плачем и кинулся к гувернеру с жалобами на Шушку. Ему, видите ли, песок попал за ворот и в волосы. Война — тут не только ранить, убить могут! Надо быть храбрым. А этот — трус, да еще ябеда. С тех пор Шушка с ним даже здороваться перестал. А ведь есть где-то мальчик, который тоже мечтает о друге, которому так же грустно и одиноко, как Шушке. Но где он? Как найти его?

Шушка лежал, глядя на дощатый потолок, перебирая взглядом знакомые трещинки, разводы, сучки. Вот этот похож на рыбу, а этот на карлика с бородой, а этот… «Сколько комнат в нашем доме?» — вдруг подумал Шушка, и эта мысль неожиданно заняла его. Он считал и сбивался.

«Надо будет после завтрака пройти по дому и сосчитать все комнаты», — решил он. Жить стало веселее.

После завтрака Шушка отправился в путешествие. Пересчитав комнаты верхнего этажа, где находились спальни отца и матери, детская и маленькая гостиная, он спустился вниз. Прошелся по зале, поговорил с пастушонком, постоял в столовой и в большой гостиной, загибая на каждую комнату по пальцу. Уже не хватало пальцев на руках, и Шушке надоело считать, как вдруг под лестницей, в коридоре, он увидел дверь, на которую раньше не обращал внимание. Шушка не помнил, чтобы кто-нибудь когда-нибудь отворял ее. Он толкнул дверь, она оказалась незапертой.

Мальчик вошел в комнату и в недоумении остановился на пороге. Прямо перед ним на полу была свалена груда книг. По стенам шкафы красного дерева — тоже с книгами. На темно-синих обоях старинные литографии, по углам несколько кресел, обитых выцветшим синим атласом. В комнате пахло пылью и плесенью — видно, зимой здесь не топили, летом не проветривали. Свет падал откуда-то сверху, пересекая комнату пыльными косыми полосами.

Шушка опустился на колени, взял в руки одну из книг, встряхнул ее, и столбики пыли весело заплясали в солнечных лучах. Он и сам не помнил, когда научился читать по-русски, по-немецки, по-французски.

Усевшись на полу, Шушка стал перебирать книги. Большинство было французских, но попадались русские, немецкие и даже английские. Шушка листал твердые, негнущиеся страницы, разглядывал рисунки и виньетки, читал названия.

«Лолота и Фанфан», «Безумный день, или Женитьба Фигаро», «Дон-Кихот», Шиллер, Карамзин, Жуковский, Гёте…

Шушка раскрыл тоненькую книгу в кожаном темном переплете, — выгнутые французские буквы легко укладывались в слова. Правда, слова с трудом сплетались в предложения, но с каждой страницей читать становилось легче.

…Юноша, несправедливо оскорбленный отцом, богатым и своенравным стариком, покидает родовой замок. Он готов на любые лишения, лишь бы совершить подвиг, прославить честь рода и тем самым отомстить отцу.

Уже солнечные лучи падали откуда-то с другой стороны, а Шушка все читал.

Так и нашла его мадам Прево на полу. Лицо было мокро от слез, волосы спутаны, красные пятна горели на скулах.

— Что случилось, мой дорогой?! — испуганно воскликнула мадам Прево. — Вас ищут, пора обедать. Что случилось?

Шушка поднял на нее полные слез блестящие глаза и проговорил, всхлипывая:

— Он умер, мадам Прево, он умер!

— О, бог мой! Какое несчастье? Кто умер, мой мальчик?

— Артур, мадам Прево! Но он спас семью от позора! И отец его тоже умер…

— О, бог милостив! Вы все это прочли в книге, я понимаю. Но ведь это неправда…

— Нет, правда, правда! — сердито крикнул Шушка. — Я знаю, что это правда! — И он расплакался обиженно и громко.

— Вы в таком расстройстве, мой маленький! Что скажет ваш батюшка? Конечно, он запретит вам приходить в эту комнату…

Но, к всеобщему удивлению, Иван Алексеевич, когда Луиза Ивановна рассказала ему за обедом обо всем случившемся, не только не выразил негодования, а одобрил поведение сына.

— А и пусть читает, — сказал он. — От книг глупее не станет, при деле будет. Да и по-французски скорее выучится.

— Но, майн герр, книги не детские… — пыталась возразить Луиза Ивановна.

— Э, матушка, все это ваши женские глупости, — раздраженно ответил Иван Алексеевич. — Хуже того, что в жизни случается, ни в одной книге не прочтешь! Что ж вы его от жизни спрятать хотите? — вконец рассердившись, проворчал старик. — Не век ему при мамкиных да нянькиных юбках сидеть, пусть читает! — заключил он тоном, не терпящим возражений, и обратился к брату: — А вы бы, Лев, велели библиотеку в порядок привести. А то как переехали сюда, свалили книги, так они и лежат который год. Непорядок это!

— Да теперь уж не стоит труда! Скоро поделимся, разъедемся, тогда и книгами займусь. Ты знаешь, я до чтения не охотник, некогда…

2