М о т ы л и х а. Як это «помолчи»! (Отбиваясь, наступает на Митрофана.)
Каждый? Да ты знаешь, непутевый, что я каждую курицу, як свою дочь, знаю! Только взойду на ферму и уж слышу, кто о чем кричит, чего просит. Тебя поставь, так у тебя в очах забелеет, все ж они, курочки, одинаковые, як снег. Ты передо мной — тьфу, а я перед тобой — полный научный работник: я три месяца в городе училась, даром что мне пятьдесят. Богомаз паршивый! Из-за тебя про нас слава худая!Б е з у г л ы й. Совершенно правильно. Презренный человек. Помогал попам народ околпачивать. А только знаете что? (Наклоняясь к окну.)
Чего затих, музыкант? Играй, деньги заплачены. (Обращаясь ко всем.) Не выйдет из меня курощупа и свинаря, пожалуй, не выйдет!М о т ы л и х а. Пьяница!
Н е р о в н я. Вот вредная ты язва! Помолчи, говорю!
Б е з у г л ы й. Пью на свои, а почему пью — вопрос особый. Я, может быть, такой же гордый, как вы, а вы в моем мастерстве не нуждаетесь.
М о т ы л и х а (визжит)
. Таких мастеров — пучок пятачок!Б е з у г л ы й. Врешь, курячий ты профессор! Таких, как я, только трое было!
Н е р о в н я (хватает Мотылиху и тащит к выходу)
. Сдержи свой характер и вытряхивайся без остатка! Одурила ты меня своим языком. (Возвращается.) Заболел с вами. Честное слово, заболел. (Усаживается.) Ты на нее не обижайся. Бабские нервы что гнилая веревка. Так вот, еще раз обращаюсь к тебе, Митрофан Моисеич, жалеючи твое безобразное состояние. Так долго не протянешь. Подтяни повод, не вылезай из строя. Хочешь, сторожем назначим при правлении. Работа тихая. Человек ты одинокий, получишь пятьдесят сотых в день. Поработай хоть две недельки спокойно, пока Петра не оженим. Упрекают нас из-за тебя. Председатель ермаковский, Илья Кошель, все глаза выел.Б е з у г л ы й. Кошель? (Кричит музыканту.)
Нажимай на басы, музыкант, громче! (Наливает в стаканчик.) Выпьем, Семен Иванович, за расставанье. Спасибо, пожалел ты меня. Но мне жалость ваша и гордость в равной мере надоели. Ухожу от вас.Н е р о в н я (поражен, радостно)
. Уходишь?Б е з у г л ы й. Созрел я для женитьбы, Семен Иваныч. (Опрокидывая стакан.)
К Ермаковой Пелагее Герасимовне припадаю, как путник усталый к целебному источнику. Будем живы! (Уходит под звуки баяна.)Н е р о в н я (обалдело подымает стакан)
. Твое здоровьечко, Митрофан Моисеевич! Скатертью дорожка! (Вдруг начинает хохотать.) Ах, вошь тебя за ногу! Вот так номер!
Из-за занавески слышен неистовый храп. Неровня бросается к ней, отдергивает. В мирной позе спит дед Пантелей; медали на его груди сияют.
З а н а в е с
КАРТИНА ТРЕТЬЯ
Хата Ермаковых. П а л а г а, К а т я, Б е з у г л ы й. Безуглый пристраивает к стене какую-то икону.
К а т я. Не дам хату поганить! (Бросается, срывает икону со стены, швыряет к порогу.)
Вот ей место.Б е з у г л ы й (обтирает с иконы пыль)
. Мешает?К а т я. Мешает! Мало того, что опозорились мы перед всеми, так еще богов не хватало, на наше горе!
Б е з у г л ы й (Палаге)
. Паша, скажи, кто я у вас? Старший помощник младшего подметалы? Прав я лишенный в вашей семье?
Палага молчит.
(Кате.)
Боги здесь ни при чем. Это самая для меня дорогая вещь, Катенька…К а т я. Я вам не Катенька! Меня Катя зовут!
Б е з у г л ы й. Катя для вас будет слишком грубо. А иконку эту писал я на заказ первеющему богатею, коммерции советнику Парамонову, — может, слышали? Хозяин наш день и ночь надо мной ходил: сделай, Митрофан Моисеич, озолочу. И вот представьте такую картину: работаю я с усердием и совсем забыл, что работаю, кому потрафляю. Играют передо мною ясные краски, рука будто бы на крылышках над доской летает, и в каждой жилочке трепет. Кончил, посмотрел на свое художество — и все озарилось. Господи, думаю, неужели это я? И представилось мне тогда, будто богатырь я, великан и нет для меня никакого предела. И ушел я тогда от хозяина, и иконку с собой унес. Гляньте, неужели сердце у вас не радуется, Катенька?
Катя молчит.
Считаете низким со мной разговаривать? И откуда такая гордость? (Уходит.)
Катя молчит. Пауза.
П а л а г а. Не жалко тебе матери, Катя.
К а т я (вдруг рыдает)
. Зачем насмеялась надо мной, мама? Зачем себе жизнь загубила вконец? С таким и из хаты совестно показаться… А ведь наша фамилия всему Союзу известна.