Восемь с половиной часов

Уже давно стемнело, тёмная августовская ночь звёздным лоскутком неба заглядывала сквозь пыльные стёкла в лабораторию. Луна неторопливо поворачивала из-за дома, её лучи уже коснулись пола и столов, наполнив помещение мягким светом. Глаза давно привыкли к темноте, и Вадик видел всю комнату не хуже, чем днём. Изредка откуда-то слева, должно быть, из комнаты, где был Тёма, доносились тихие вздохи, напоминавшие стон. В остальном – абсолютная тишина, давящая на мозг; разве что иногда с улицы доносилось стрекотание сверчка или крик какой-нибудь ночной птицы. Свет луны падал на колбу с жидкостью, которая теперь приобрела нежный розоватый оттенок; и освещалась, словно в витрине. Для Вадика она сейчас была чем-то вроде Святого Грааля для христиан – вот он, совсем близко, но всё равно его нельзя достать. Он мог лишь беспристрастно смотреть на него. Перебирая теории спасения, он справедливо рассуждал, что раз этот дед такой великий химик, то мог бы убить его сразу. А раз он этого не сделал, значит, должен вернуться за ним. Либо же стоит просто подождать, пока всё вещество испарится из колбы. Лишь бы с голоду не помереть прежде. Остановившись на этом несколько успокаивающем варианте, он углубился в другие воспоминания – о друзьях, о семье… что будет с ними, когда он не вернётся? И сколько нехороших поступков он совершил в жизни… на глаза навернулись слёзы. В такие моменты мы всегда более критично рассматриваем прожитое время, ибо попытки что-либо исправить уже может не быть.

Довольно большой паук в оконном проёме спустился сверху, и стал на фоне мутного стекла плести паутину, готовясь к дневной охоте. Вадик смотрел, как он неумолимо, круг за кругом натягивал тонкие нити – он точно знал, что делает. Люди же, плетя такие же паутины из поступков и действий, зачастую не знаю, чем в итоге всё закончится. Может быть, какой-нибудь крупный жук разорвёт паутину, поставив под угрозу её хозяина, но он ещё сумеет её починить, а может, паутину смахнёт чья-то метла, прибив и её «автора». Все мы и авторы, и мётлы одновременно, и зависит только от ситуации, в какой роли нам выступать, мы ли попались в чью-то паутину или наоборот. Вадик как раз ощущал себя добычей. Но в исключительных случаях и добыча побеждала охотника…

Свет луны померк; начинался рассвет. Небо постепенно приобретало обычный дневной, ярко-голубой оттенок, ветерок зашевелил макушки деревьев, и вскоре их коснулись первые солнечные лучи. В комнате заметно посветлело. Вадик уловил в тишине непонятный шум, доносившийся справа и кажущийся совсем близким, словно в столе кто-то скрёбся. Из щели между двумя тумбами появилась мышь. Явно не ожидая здесь никого встретить, она в недоумении уставилась на Вадика. Поняв, что пока опасности он не представляет, она осторожно, обнюхивая весь мусор на полу, двинулась к нему, и вскоре уже была у его беспомощно лежавшей руки. Все его попытки шикнуть на неё окончились неудачей, не говоря уже о том, чтобы пошевелить пальцами. А мышь ими очень заинтересовалась, рассматривая, видимо, как съедобный предмет. Только этого не хватало! В голове Вадика сразу всплыли все воспоминания о том, переносчиками каких болезней могут быть мыши. Но мыши же не едят мясо! А вдруг это мутировавшая мышь? Нажралась здесь какой-нибудь дряни… да и мало приятного, когда тебя заживо пожирают, пусть даже очень медленно. В кармане, наверное, остались крошки от печенья… но мышь почему-то залезла ни в карман, а на руку. Вадик почувствовал себя в положении Буратино, когда к тому наведалась крыса Шушара. В этот момент с лестницы донеслись спасительные, на первый взгляд, шаги. Они приближались, и мышь быстренько ретировалась. Шаги затихли за спиной, в замке щёлкнул ключ, и дверь толкнула Вадика, из-за чего он упал на левый бок. В щель, заглядывая за дверь, протиснулся старик.

– О, смотри-ка, дополз-таки до двери, – сказал он якобы безразлично, – хороший замок здесь, да? Захлопывающийся, а открывается с обеих сторон только ключом, – он казался в хорошем расположении духа, и его бодрый тон предполагал, что разговор должен затянуться. – Здесь ты несколько неуместен, – добавил он, подошёл к Вадику и немного пододвинул его к правому косяку, чтобы дверь могла свободно открываться, и снова усадил. Вадик ощутил мерзкий горький запах, исходивший от него. – Хороший я препарат придумал, правда? Полностью парализует, но человек при этом всё чувствует, и делай с ним, что хочешь! – Последние слова он произнёс радостно и словно смакуя. – Что–то ты удивительно неразговорчив. Съёшь-ка вот это, – старик достал из внутреннего кармана тёмную пилюлю величиной с ягоду крыжовника и положил Вадику в рот. Она оказалась сладкой, а вот секундного прикосновения пальцев старика до губ хватило, чтобы ощутить солёный привкус, – это развяжет тебе язык, но не более.

Он отошёл к столу, заботливо отодвинув колбу подальше от края, и задумался, глядя в окно. Через несколько минут он заговорил уже более серьёзно: