Он видел, как под осколками камня обнажаются искаженные очертания надстройки и верхней палубы. Как передняя часть острова обращается хищно заостренным носом с похожим на бесформенную стальную бородавку бульбом. Как тянутся вверх сокрытые в земле трубы, неровные, торчащие в разные стороны, словно иглы из спины ежа…
— Поднимай! — заорал он исступленно, дергая за канат, — Эй, на палубе! Разводите пары немедля! Полный ход! «Малефакс», Корди, швыряйте в топку хоть свои обмотки, но дайте все, что может выдать это корыто!
— В чем дело, дядюшка? — окликнула его сверху Ринриетта. Ее уже вытянули на палубу и теперь она перегибалась через борт, отчего он видел лишь ее перепачканное лицо под алой треуголкой, — От кого бежим? Опасности больше нет, Эребусу конец…
Дядюшке Крунчу стало ее жаль. Не из-за того, что она перенесла, скорее, из-за того, что он должен был ей сказать.
— Мне кажется, клад твоего деда не пропал, — очень тихо произнес он, чувствуя, как ворочаются в животе острые шестерни, — Только ты едва ли будешь этому рада…
Он был огромен. Это первое, что пришло на ум Дядюшке Крунчу, когда он наблюдал за тем, как неизвестный корабль выбирается из руин острова, стряхивая с себя каменную крошку и обломки кирпичной кладки. Настолько огромен, что огромные валуны, перекатывающиеся по его стальной спине, отсюда, сверху, походили на горошины.
«И какая верфь могла породить этакое чудище? — подумал Дядюшка Крунч, ощущая, что невольно исполняется благоговения перед подобной мощью, пока еще неподвижной, спящей, но внушающей уважение одним лишь своим размером.
Ответа на этот вопрос не требовалось, он и без того знал, что ни одна верфь Унии не могла бы создать ничего подобного. Сталь, сталь, сотни и тысячи кубических футов стали, изогнутой под самыми невероятными углами. Разум Дядюшки Крунча запротестовал, пытаясь представить, сколько магических чар нужно, чтоб удержать эту махину размером с остров в воздухе.
— Впечатляет, не так ли? — осведомился «Малефакс», тоже явно потрясенный открывающейся сверху картиной, но старающийся не подать виду.
— Сносная посудина, — сдержанно отозвался Дядюшка Крунч.
Он так пристально наблюдал за странным кораблем, явившимся из расколотого, осыпающегося в бездну, Эребуса, что даже не заметил, как на палубе «Воблы» вновь заскрипел брашпиль, медленно подтягивая его к кораблю.
— Сносный? — «Малефакс» издал отрывистый возглас, — Эта груда стали длиной в половину мили[151]
, по сравнению с ней самый большой дредноут Унии все равно что рыбацкая шаланда!— Должно быть, жрет чертову кучу зелья.
— В таком случае, вам повезло, что вы не видите в магическом спектре. Воздух вокруг него заряжен чарами настолько, что едва не звенит. Жуткая картина. Будь я обладателем шляпы, определенно снял бы ее в эту минуту. Это самый большой корабль из всех, что когда-либо выходили в небесный океан.
— И самый уродливый.
— Не стану с вами спорить.
Последнее стало несомненным, как только неизвестный корабль сбросил с себя большую часть каменной маскировки. Впрочем, подумалось Дядюшке Крунчу, это было не самое подходящее слово. Этот корабль выглядел столь противоестественно, что даже уродливым его назвать было сложно, поскольку это слово не отображало близко его сути, как суть рыбы невозможно отобразить словом «чешуйчатая».
В обводах корабля не было холодной строгости боевых кораблей или спокойной деловитости грузовых шхун. Как не было беспечной ветрености яхт или смешной неуклюжести водовозов. Скорее, в нем было что-то от изуродованных Маревом рыб, которых иногда находят рыбаки в нижних слоях небесного океана — без глаз или с тремя хвостами или с когтями вместо плавников…
Борта корабля вздулись, словно их распирало изнутри чудовищным давлением, к тому же, несимметрично. Массивная надстройка выдавалась подобием огромной металлической опухоли, выросшей из корпуса и съехавшей набок, отверстия в ней скорее напоминали едва зажившие раны, чем окна или иллюминаторы. Корабельные трубы торчали в разные стороны, точно ощетинившиеся иголки, все разного размера и формы.
Десятки тысяч тонн изогнутого, перекрученного, застывшего в невозможных и противоестественных формах металла, который каким-то образом остался висеть в воздухе, освободившись от каменной кожуры — словно вызревший внутри острова страшный уродливый плод. Сравнение это казалось еще более уместным из-за окраски странного корабля — неравномерной, багряно-черной, хорошо видимой даже сквозь густую каледонийскую облачность.
Дядюшка Крунч безотчетно сложил грузовые захваты в подобие символа Розы.
Спасительница и покровительница всех небоходов, владетельница бескрайнего небесного океана, только на тебя уповаем, в гневе или радости, на сверхвысоких или сверхнизких…
Однако молитва затихла сама собой. На палубе «Воблы» тоже заметили страшного незнакомца.
— Святые сардинки! — выдохнула где-то наверху Корди. Канат, тащивший голема наверх, сразу сбавил скорость, — Это еще что такое? Ринни! Габерон! Посмотрите на это! Ну и страшило! Это что, корабль дауни?