Восьмое Небо

— Нет, корюшка, это не дауни, — Габерон утратил интерес к шуткам, дурной знак, — Даже дауни не строят ничего столь уродливого. Я не знаю, что это. Если на то пошло, я вообще не знаю, как эта штука держится в воздухе.

— Хватит молоть языками! — рассердился Дядюшка Крунч, все еще болтавшийся в петле, — Втяните меня на корабль! И заводите пары немедля!

Ему не пришлось долго ждать — сосредоточенными усилиями его втянули на корабль, хоть и не без труда. Барахтаясь у борта и тщетно пытаясь зацепить планшир непослушными захватами, Дядюшка Крунч успел трижды проклясть все ветра до единого. Старое тело противилось, после встряски на острове и поспешного бегства его внутренности звенели, словно содержимое котомки Тренча, а броневые пластины покрылись свежими вмятинами. Правая нога вновь подвела. Дядюшка Крунч не ступил на палубу баркентины с достоинством, как полагается небесному волку, а скорее рухнул бесформенной грудой.

Впрочем, этот конфуз никто не заметил. Вся Паточная Банда, собравшаяся на верхней палубе, приникла к планширу, разглядывая явившееся из обломком Эребуса стальное чудовище. Даже Габерон, к сломанной ноге которого Шму заканчивала привязывать самодельные лубки, не смог побороть искушения.

— Нет, это не дауни, — пробормотал он, — Это вообще ни на что не похоже. Словно его построили дикари с южных широт…

— Дикари летают на деревянных пирогах, а не стальных кораблях! — презрительно заметил Дядюшка Крунч, поднимаясь на ноги, но внутренне согласился с канониром.

Было в стальном чудовище, висящем в двухстах футах под ними, что-то такое, что наводило на мысли о дикарях-каннибалах, ритуальных плясках и страшных, изрезанных ножами, идолах. Возможно, презрение к чистым формам, которое было заложено создателем… Что-то первобытно-дикое, кровожадное, бессмысленное, что-то, что царило в мире еще до того, как зажглись первые звезды…

— Ты сказал, клад моего деда не пропал, — медленно произнесла Ринриетта, — Что ты имел в виду, дядюшка?

Капитанесса не успела снять с себя лохмотья, в которые превратился щегольской алый китель. Она стояла на ногах только потому, что держалась за леер, а лицо было густо покрыто сочащимися кровью отметинами, но ее глаза были глазами Алой Шельмы, а значит, у него не было права ей лгать.

Он лишь пропустил воздух через вентиляционные решетки шлема, чтобы изобразить что-то похожее на тяжелый человеческий вздох.

— Я думаю… Я думаю, это он и есть.

— Это?.. — капитанесса перевела взгляд на огромное железное чудище, — Постой, ты ведь не хочешь…

— Это он, — безжалостно произнес он, чувствуя, как плавятся внутренности от отвращения к самому себе, — Я думаю, это и есть «Аргест».

Ринриетта отшатнулась от него с ужасом в глазах.

— Нет! Это не мой «Аргест»!

Она должна была знать правду. Обязанность первого помощника — докладывать обо всем капитану. И от этой обязанности у него нет права отстраниться, как у прочих членов команды. Дядюшка Крунч знал, что взгляд его линз невыразителен, но все равно сфокусировался на глазах Алой Шельмы, посветлевших от ужаса, как предрассветное небо.

— Он уже перестал быть твоим, Ринриетта. Его хозяином стало «Восьмое Небо». И судя по тому, что я вижу, семь лет они потратили не впустую.

— Нет! — Ринриетта топнула ногой по палубе, — «Малефакс!»

— Тут, преле…

— Что ты видишь?

Дядюшка Крунч чувствовал его смущение, растворенное в воздухе.

— Вполне допускаю, что первый помощник прав. К сожалению, никто из вас не видит в магическом спектре, иначе вы ужаснулись бы еще сильнее.

— В нем… много магии?

— Много магии? — с неприятным смешком переспросил «Малефакс», — В нем больше магии, чем рассеяно во всем небесном пространстве Каледонии. Он… Это словно гигантская грозовая туча, собравшая в себе разряд чудовищной мощи. Мне сложно описать это в доступных вам терминах. Сверхбольшая сила, стянутая в сверхмалую форму. Этот корабль прямо пышет энергией, излучая ее в окружающее пространство.

Алая Шельма застонала.

— Почему ты не заметил этого раньше? Ты мог почувствовать! Ты мог…

— Виноват, капитанесса, — смиренно ответил гомункул, — Но на подлете к Эребусу я не ощущал ничего подобного. Скорее всего, оно… он спал. Гибель острова разбудила его. И теперь он медленно просыпается, наполняясь силой.

Дядюшка Крунч и сам это чувствовал, несмотря на то, что не обладал тончайшей чувствительностью гомункула к возмущениям в магическом эфире. Вокруг чудовищного багряно-черного корабля воздух казался более плотным, насыщенным невидимыми разрядами, как вокруг мистера Роузберри.

— Полный ход, «Малефакс»! — приказал он, — Я не хочу, чтобы «Вобла» была рядом, когда эта штука окончательно проснется!

— Делаю все, что могу, — покорно отозвался тот, — Набираем высоту и берем новый курс, но на это надо некоторое время.

Он был прав, чудовищный корабль мало-помалу делался меньше, укрываясь легкой дымкой облаков. Но облегчения Дядюшка Крунч от этого не испытывал. То же самое, что укрывать тонким кисейным платком лежащий рядом с тобой пистолет.