Восьмое Небо

Они столпились вокруг него, молчащие и подавленные. Никто не проронил ни слова — им не нужны были слова. Они лишь обменялись взглядами, и эти взгляды передали больше, чем самая совершенная магическая связь.

— Всем стоять, — каркнул кто-то за их спинами, — Я превращу в пепел первого, кто резко шевельнется!

* * *

Это был Зебастьян Урко — страшное шатающееся существо в обрывках дорогой ткани, задыхающееся и хохочущее одновременно. В его выпученных глазах осталось мало человеческого и меньше всего они сейчас походили на безмятежный небесный океан — сосуды в них полопались, окрасив глазные яблоки в жуткий красный цвет. Кожа обвисла на костях черепа, ставших вдруг острыми, покрылась огромным множеством алых точек. И хоть Дядюшка Крунч знал, что это микроразрывы, вызванные резким изменением давления, он не мог отделаться от мысли, что смотрит в лицо вынырнувшей из Марева чудовищной рыбы. Сходство усиливалось зазубренными осколками, выпирающими из его челюсти, больше похожими на рыбьи пластины. Дядюшка Крунч слышал, что резкая перемена давления способна разрушить даже зубы во рту, но никогда не видел этого воочию.

Зебастьян Урко шатался, но пистолет в руке держал твердо.

— Поднимать паруса! — выдавил он, взгляд его жутких выпученных глаз прыгал между капитанессой и членами экипажа, — Вверх на предельной скорости! Вверх!

— Вверх? На чем? — с горечью спросила капитанесса, обводя рукой свисающее с обрубков мачт тряпье парусов, — Господин Урко, этот корабль уже никогда не поднимется вверх, с вами или без.

Аппер осклабился, по подбородку пробежала тонкая струйка крови, слишком бледной и жидкой, как для человека.

— Вверх! — выдохнул он, скрежеща обломками зубов, — Вверх! Немедля! А то всех!.. До последнего!..

Габерон качнулся было в его сторону, примериваясь, судя по всему, ударить его одним из костылей, но в этом не было необходимости. Потому что вверху что-то негромко затрещало, коротко хрустнула древесина — и на то место, где стоял господин Зебастьян Урко, житель неизведанных высот, с грохотом рухнул опутанный тлеющими тросами обломок бизань-мачты. Дядюшка Крунч не услышал даже хруста — правду говорят, кости у апперов не толще рыбьих…

— Это уже твоя работа, «Малефакс»? — сдержанно спросила капитанесса, глядя на то, что осталось от господина Урко.

— В этот раз, не скрою, моя, — в тон ей ответил гомункул, — Апперы настолько привыкли быть выше всех, что иной раз забывают смотреть вверх…

— Где «Аргест»?

— На прежней высоте. Думаю, нам удалось оторваться. В облаках на самом краю Марева ему нас не разглядеть. Да и дыма можно не опасаться — пожар потушили облака.

Алая Шельма повернулась в сторону Дядюшки Крунча. Выражение на ее лице мгновенно стало детским, беспомощным.

— А он…

— Извини, Ринриетта, — Дядюшка Крунч чувствовал, как слабеет его собственный голос. Через минуту, должно быть, превратится в едва слышный шелест. Впрочем, он не был уверен, что она у него есть, эта минута, — Но для меня, как и для «Воблы», это последний рейс.

— Врешь! — вырвалось у капитанессы, — Куда я без тебя? Дед поручил тебе следить за мной! Так-то ты относишься к своим обязанностям? Норовишь смыться при первом удобном случае?

Она схватила его за стальную руку и попыталась поднять на ноги. Но Дядюшка Крунч знал, что у нее ничего не получится. Даже наполовину уничтоженный, выжженный изнутри и развороченный корпус все равно оставался куда тяжелее самой капитанессы. Но она не сдавалась. Тяжело дыша, пыталась оторвать его от палубы, до тех пор, пока от отчаянья и усталости у нее не начали подгибаться ноги.

— Габби! — крикнула она с раздражением, — Тренч! Шму! Помогите же мне! Чего вы стоите?

Они все молчали, даже словоохотливый канонир.

— Корди! Ты же ведьма! Помоги ему!

Корди стиснула зубы, уставившись взглядом в палубу. Судя по тому, как подрагивали ее пальцы, эта палуба в любой момент могла превратиться в огромную галету…

— Ринриетта, хватит, — попросил Дядюшка Крунч. Из-за пережатых патрубков в горле слова клокотали, делались нечеткими, — У меня мало времени. Твой дед… Мне надо успеть рассказать последнюю историю, ты помнишь?

Она рассмеялась. Смех этот прозвучал неестественно, как его собственный. Словно Алая Шельма забыла, как обычно смеются люди и пыталась сымитировать этот сложный звук, толком не понимая его смысла.

— Еще одна история? — пробормотала она, бессмысленно гладя полированную руку голема, — Еще один подходящий к месту случай из его богатой практики? Ну, расскажи мне. Расскажи, что делал Восточный Хуракан, когда его корабль погиб, глядя на то, как умирает его лучший друг. Наверняка у тебя есть и такая история в запасе!

Дядюшка Крунч попытался всмотреться в ее лицо, но не смог — линза окончательно расфокусировалась. Теперь он видел лишь расплывчатый, обрамленный небесной синевой, контур ее лица. Лицо было бледным, а контур — алым, как рассвет.