Воспоминания: 1826-1837

В Шведте находилась только прусская семья, братья и сыновья короля, некоторые из них были с супругами, великий герцог наследник Мекленбургский, женатый на сестре нашей императрицы, и герцог Кумберлендский. Круг лиц, работавших с королем и имевших на него влияние, был дополнен его первым министром генерал-адъютантом Вицлебеном и министром иностранных дел господином Ансильоном.

Нас поселили в замке, где в 1805 году, за 28 лет до описываемых событий, при возвращении из Ганновера в Россию корпуса под командованием графа Толстого, мы были представлены королю, тогдашнему союзнику Франции, принявшему решение изменить политический курс и сблизиться с нами с целью сопротивляться Бонапарту. Через год последний захватил всю Пруссию и вынудил всю королевскую семью бежать в Мемель. Тогда я был очень молод, ослеплен красотой королевы и старался через ее молодых придворных дам повлиять на нее в том смысле, чтобы она использовала свой авторитет перед королем и сама изменила образ мыслей в духе разрыва с французской системой и объединения усилий с Россией. Тогда мы преуспели только в несчастье для Пруссии.

Теперь я вернулся в тот же замок один, вместе с моим могущественным государем, который теперь, также как и тогда, стремился подвигнуть Пруссию на более тесное единомыслие и единство действий с правительством Санкт-Петербурга, на более искреннее и смелое противодействие наступательным планам революционных принципов, к открытому противодействию настойчивым требованиям нового кабинета Тюильри, столь близким Сент-Джеймскому правительству, с тем, чтобы навязать нам эти принципы и парализовать силу наших правительств. Совершенно не желая пренебрегать интересами двух наций, французской и английской, не собираясь противопоставлять деспотизм либеральным идеям, но с единственной целью сплотить Россию и Пруссию в единый союз, готовый отразить любую агрессию и способный разбить бунт всюду, где он осмелится поднять голову.

С первых же дней господин Ансильон начал многословно и весьма красиво высказывать свои политические взгляды, убеждения и надежды, заключавшиеся в том, что пришло время занять менее мягкую позицию по отношению к разрушительным доктринам, которые угрожают Германии и всей Европе. Он уверял, что только более тесный союз между Россией, Австрией и Пруссией может быть единственным способом остановить всесокрушающее продвижение конституционных утопий, которые со времени прихода к власти Луи-Филиппа укрепились в умах людей и расшатывают монархии. Генерал Вицлебен высказывался менее горячо и более сдержано. Он упомянул об опасности разрыва с Францией и указал на необходимость терпимого отношения к либералам в Германии, деятельность которых умножает способы вторжения в страну. Он был выразителем добрых намерений короля, своего государя, который ясно видел опасность, искал способы ее избежать, но его преклонный возраст, пережитые несчастья и нынешние привычки заставляли его искать мира и опасаться войны. Ансильон был выразителем идей наследника престола, воспитателем которого он являлся. Наследник и его младшие братья считали прусскую армию самой лучшей и самой грозной, они желали войны так же, как желали ее прусские принцы и генералы перед своим полным поражением под Йеной. Ансильон очень много говорил, но реальные факты доказывали его слабость или его злую волю.

Император высказал свое настойчивое пожелание, чтобы господин Ансильон отправился в Мюнхенгрец поддержать его там на переговорах с Австрией, если та проявит колебания в присоединении к тому тесному союзу, который должен был снова объединить три державы. Этот союз также должен был показать Европе, что все происходит по общему согласию между тремя государями. После того, как у Ансильона не получилось выйти из этого положения с помощью красивых фраз, ведь от него требовалось всего лишь согласие на поездку, он тотчас же отказался и даже имел бестактность заявить, что его присутствие в Мюнхенгреце не будет соответствовать достоинству его государя.

Эти слова вызвали гнев императора.

— Как, — сказал он, — здесь осмеливаются обвинять меня в том, что я прошу чего-то, что не соответствует достоинству моего тестя!

Он вспылил и, находясь перед принцами, своими двоюродными братьями, не выбирал выражений против виновного министра. Тем временем, король совершенно избегал серьезного разговора с императором, он уклонился от объяснений и удовлетворился тем, что видел императора в лоне своей семьи, он окружил его знаками внимания и своей отеческой заботой. Таким образом, все переговоры свелись к сплетням и мелким интригам, в которых все участвовали в той степени, в которой это им пришлось по душе. Эта картина навеяла на меня печальные мысли о берлинском кабинете и оставила мало надежды на крепость наших связей в будущем.