Воспоминания одной звезды

После стольких лет перерыва, вновь оказавшись на театральной сцене, я испытала странное чувство, будто вернулась в родной дом… Во время репетиций меня порой охватывал такой ужас, что я чуть ли не была готова отказаться от всего, рассыпаясь в извинениях, что, мол, совершила ужасную ошибку и заставила всех потратить свое время впустую… Однако афишу уже вывесили, а я ни разу в жизни не подводила тех, кто меня ангажировал на выступление, так что и теперь, невзирая на все мои страхи, не собиралась поступить подобным образом после стольких лет в актерской профессии.

К моему восторгу, в «Колизее» мне выделили артистическую уборную Сары Бернар. Она содержалась в идеальном порядке, все было как в музее, и пользоваться ею разрешалось лишь немногим, особо избранным. Массивную викторианскую мебель огромных размеров окружали настенные драпировки и портьеры из красного бархата. В комнате висел портрет Сары Бернар в полный рост, да и вообще атмосферу там, казалось, определяла ее особая аура. Перед тем как в день премьеры занять свое место за кулисами, я взглянула на этот портрет в надежде, что ее удивительная, необыкновенная улыбка предназначена мне, чтобы меня подбодрить.

Огромный зал театра был весь заполнен до последнего ряда и даже дальше, где стоячие места. Когда я вышла на сцену, меня приветствовали грандиозной овацией, и это обрадовало и ошеломило. Не прошло и нескольких минут, как ко мне вернулось былое ощущение, когда играешь перед полным залом. Я вновь почувствовала, как, воспринимая реакцию зрителей, овладеваю их эмоциями, вызываю у них слезы, как они ахают, смеются. В конце раздались громоподобные аплодисменты. Я кланялась, стоя прямо-таки посреди моря цветов, которые всё дарили и дарили, подавая их через рампу. Вдруг я перестала понимать саму себя: как же я могла предпочесть киноэкран такому великолепию эмоций, какие дает живой театр?! Критики нашли, что сама пьеса слабовата, но мою игру признали, к счастью, триумфальной, так что отзывы оказались самыми хвалебными за всю мою актерскую карьеру. Риск, на какой я пошла, чтобы спеть «Прощание с любовью», окупился сторицей. Впоследствии я записала эту песню для фирмы грамзаписи His Master's Voice

(«Голос его хозяина»), добавила к ней еще две цыганские песни, и эта пластинка стала невероятно популярной во всем мире, причем до начала Второй мировой войны мое исполнение считалось эталонным. Сейчас пластинка стала коллекционной редкостью.

Перед третьим представлением в «Колизее» в мою артистическую внесли большую корзину с цветами, и среди них я нашла записку: «Только что приехал в город и буду на твоем представлении. Пожалуйста, не откажи отужинать со мною после спектакля. Глен».

Когда он пришел ко мне после представления, артистическая была забита обычными визитерами. Мы поздоровались так, будто расстались вчера — небрежно, несколько сдержанно, и я лишь подала ему сигнал глазами, чтобы он подождал, пока все уйдут. Казалось, прошла целая вечность, прежде чем я наконец-то осталась с ним наедине. Какое-то время мы вели себя скованно, смущаясь друг друга, но когда он раскрыл свои объятия, я бросилась к нему. Он пробормотал:

— А ты стала еще красивее, чем я тебя помню.

— Когда я прочитала, что ты попал в аварию, так забеспокоилась!

А что сейчас? Ты здоров?

Он рассмеялся:

— Все отлично. У меня, кстати, с тех пор были еще две аварии, но вполне незначительные, про них в газетах не писали.

— Почему ты занимаешься этим?

Он пожал плечами:

— Кто-то же должен это делать. Автомобили, самолеты — это ведь будущее, дорогая моя. И кто-то должен позаботиться, чтобы выявить дефекты.

Я снимала свой грим, а сама с изумлением думала: до чего же я обожаю этих божественно чокнутых англичан, которые покоряют горы и рискуют своей жизнью, работая испытателями, просто потому, что кто-то же должен это делать…

Глен не ответил на мой вопрос, куда мы пойдем ужинать. Он настаивал — это должно остаться сюрпризом, и лишь выражал надежду, что сюрприз окажется приятным. Я с нежностью глядела на него, восхищаясь тем, как уверенно он ведет машину.

— Знаешь, а мне тебя ужасно не хватало, — сказал он.