В 1949 году церковь по-прежнему находилась в старом особняке Доухини. Собственно молельня была на первом этаже здания, а отец Кжеминьский проживал на верхнем, над нею. На территории вокруг дома находилась также школа и зал для светских мероприятий, а собственно церковного помещения не было. Когда мы отправились туда на мессу в первый раз после приезда, мама сказала: «У меня есть только одно пожелание — до своей смерти увидеть здесь построенный настоящий костел». И мы взялись за дело, чтобы помочь этому пожеланию стать реальностью. Мы не только пожертвовали наши средства, что могли себе позволить, нам удалось собрать немалые суммы, устраивая благотворительные концерты, базары и так далее. Маргарет помогала нам, работая не менее усердно, и ее латентный интерес к католической вере, который всегда у нее присутствовал, проявился, наконец, именно в этот период времени. Уже в скором времени вера помогла ей получить большое облегчение и утешение, когда в ее жизни случился серьезный кризис.
В том году у Маргарет случился обширный инфаркт, и ее срочно увезли на машине скорой помощи в больницу Санта-Моники. Я не смогла получить там отдельную палату, чтобы быть рядом с нею, поскольку больница была переполнена, поэтому молча сидела в углу комнаты, где она лежала, молясь за дорогую подругу, или ходила туда-сюда по коридору в невероятной тревоге.
Два дня ее имя было в списке больных, находившихся в критическом состоянии. Врач откровенно признался мне, что положение Маргарет представляется безнадежным. Он грустно добавил: «Мне крайне жаль, но помочь ей я не в силах. Думаю, что она не переживет эту ночь». У меня все поплыло перед глазами, но тут я услышала, что Маргарет зовет меня, и бросилась к ней. «Полита, — слабым голосом пробормотала она, — приведи священника». Маргарет выросла в лоне Епископальной церкви[378]
, поэтому я спросила, нужен ли ей священнослужитель собственного вероисповедания.Она покачала головой со словами: «Нет, приведи католического священника. Хочу перед смертью стать католичкой. Хочу собороваться. Пожалуйста… пожалуйста».
Я согласилась с ее пожеланием. В конце концов, любая религия не только помогает людям жить, но подготавливает их к смерти. Я позвонила в иезуитский колледж и попросила поскорее прислать священника-иезуита. Отец Менажé, с кем Маргарет уже однажды виделась и он понравился ей, довольно скоро пришел в больницу. Он за один вечер совершил обряд перехода в другую веру, а также соборовал Маргарет. Она при этом ощутила такое удовлетворение и утешение, что я успокоилась: я сделала все как нельзя лучше.
Несмотря на очень тяжелое состояние, она выздоровела. Как же случилось такое чудо? Для меня это — по Божьей воле. Кто-то другой скажет, что ей просто повезло, а по-моему, нет никакой разницы, как называть произошедшее. Когда происходит чудо, объяснить его невозможно. Любые чудеса нужно просто принимать со смирением — именно так мы и поступили на следующее утро, когда Маргарет смогла вдруг приподняться на кровати и сесть. Это в самом деле было чудо. А через неделю ее уже выписали из больницы, и она приехала домой.
Когда срок аренды дома в Санта-Монике закончился, мы сняли дом в Беверли-Хиллз. А вот мама, хотя ей уже исполнилось восемьдесят восемь лет, объявила, что ей нужно личное пространство, а потому хочет иметь собственную, отдельную квартиру. Она объяснила это так: «Не подумай только, пожалуйста, что я люблю тебя не так сильно, как прежде. Просто дело в том, честно сказать, что… ну… у вас с Маргарет какое-то слишком спокойное существование, а мне нужно больше жизни».
Ну что ж, я сняла для нее небольшой, но милый домик в нескольких кварталах от нас, наняла экономку-польку.
С этого момента мама стала центром всех поляков в округе. Ее переполняла невероятная энергия. К ней ходили играть в карты, она устраивала чайные вечера, собирала желающих обсудить стратегию действий по сбору средств для строительства церкви, а для этого требовалось организовывать пикники, аукционы, соревнования по танцам, которые проходили на территории вокруг церкви или в парке. Можно было подумать, будто эти мероприятия продолжались целыми днями, так что ей, пожалуй, в самом деле подошло прозвище, каким ласково наградили ее друзья и знакомые: «Вдовствующая императрица».
Приблизительно через год после того, как мы переехали в Беверли-Хиллз, настал один из самых счастливых дней моей жизни. Маргарет и кое-кто еще из друзей проводили меня в помещение суда Лос-Анджелеса, где мне предстояло дать клятву перед получением гражданства США[379]
. Им не разрешили войти внутрь, и они остались ждать меня снаружи. В помещении суда была большая толпа таких же, как я — будущих американцев, и у всех на лицах было выражение, говорившее о том, что желанное наконец свершится. Такое же выражение было наверняка и на моем лице.