Воспоминания одной звезды

Кстати, перед тем, как дать присягу на верность новой родине, мне понадобилось отказаться от титула княгини Мдивани, так как я имела де-факто право носить его, поскольку после нашего с Сержем развода не вышла вновь замуж. Так много времени прошло с той поры, когда княжеский титул имел для меня значение, что я забыла думать о нем и теперь очень удивилась, когда мне об этом напомнили.

Пола Негри, 1951

После окончания церемонии я подошла к друзьям, которые ждали меня в коридоре. Я думала, что теперь мы все отправимся куда-нибудь, в какой-нибудь ресторан, чтобы отметить это событие, и потому была порядком разочарована, когда все как один заявили, что хотят поскорее вернуться домой. Я даже сердилась на них: конечно, для них в этом нет ничего особенного, подумаешь, какое дело — стать гражданином США, сами-то они американцами родились, но для меня это крайне важный момент, и я хотела, чтобы все отнеслись к нему с определенным вниманием.

Но едва Маргарет распахнула входную дверь в наш дом, меня приветствовали оглушительными возгласами: «А вот и мы!» Там оказались все-все мои старые друзья, даже те, кого я не видела уже несколько лет, и они ждали меня, чтобы поздравить со случившимся. Все было украшено в красных, белых и синих тонах, причем этот мотив был выполнен и с помощью цветов, и воздушными шариками, и даже на столовых салфетках. Мало того, даже огромный торт, покрытый глазурью, имитировал цвета американского флага. Все это устроила Маргарет: комнату успели украсить за то недолгое время, что мы провели в суде. Восхищенная ее стараниями, я спросила, как же ей удалось все это провернуть. Она лишь хмыкнула: «Ах, дорогая, это все наши техасские тайны».

Началось празднование во второй половине дня, а продлилось далеко за полночь. Наши гости веселились вовсю. Мое событие праздновали все те чудесные люди, которые так много значили для меня. Теперь они говорили: «Добро пожаловать!», приветствуя меня как часть своего, американского, общества. Можно сказать, я физически ощутила, что еще глубже укореняюсь в плодородную почву. Наконец-то я оказалась дома! Мы трудились не покладая рук над сбором средств для новой церкви. Меня с мамой сильно потрясла смерть ксендза, отца Кжеминьского, который неожиданно ушел от нас, прежде чем ему удалось завершить дело всей его жизни. Вместо него церковь возглавил отец Юреко, пожилой человек с польскими корнями, и все мы лишь удвоили свои усилия, чтобы церковь Божией Матери Ченстоховской могла стать достойным памятником для того, кто столько сил отдал на воплощение собственной мечты.

В 1953 году расчистили, наконец, участок под строительство церкви. Мы приехали на Вест-Эдамс-бульвар, чтобы присутствовать при закладке краеугольного камня. Это была простая и трогательная церемония, во время которой была выражена особенная признательность отцу Кжеминьскому за его самоотдачу и приверженность делу. Я сказала маме на ухо:

— Ох, если бы он только мог быть здесь…

Она успокаивающе погладила мою руку и промолвила:

— Думаю, он наверняка сейчас здесь, с нами.

Сверкающее, белоснежное строение новой церкви заслуженно вызвало восторженные возгласы прихожан, которые пришли на первое богослужение в 1955 году. Фасад у нее был современным, но внутри — элементы готики во внутренних сводах, на витражах — изображения польских святых. Солнечные лучи, проходившие сквозь стекла внутрь в то утро во время мессы, одарили верующих россыпью ярких цветных пятен. Мы с радостью обошли костел вдоль стен, разглядывая четырнадцать прекрасно выполненных изображений Крестного пути. Их изготовили в Италии по заказу Маргарет, которая и пожертвовала их для новой церкви.

Мозаичный запрестольный образ Ченстоховской Божьей Матери напомнил мне о нашем с мамой первом паломничестве почти полстолетия назад. Время пролетело так быстро, как будто все было как во сне, за одну ночь. В какой-то миг я поймала себя на том, что могла бы вновь проснуться в нашей каморке на чердаке, в доме на Броварной, дрожа от холода варшавской зимы, спешно натягивая на себя одежду при тусклом свете вотивной свечи, поставленной с мольбой Мадонне — и это вдруг не показалось мне немыслимым. «Ну, нет уж, ни за что! — раздался возглас внутри меня, — Не позволяй всему начаться с самого начала!» Я молча поглядела на любимую матушку и дорогую подругу. Я была довольна жизнью, у меня было все что нужно, и все мои молитвы с просьбой даровать мне чудесное будущее, что я высказала давным-давно в Ченстохове, все-все сбылись, сверх всяких ожиданий. Правда, я не понимала тогда, в детстве, что каждую молитву, которая сбудется, потребуется искупить и мне придется заплатить страданиями за все мои успехи. Но я и по сей день не ропщу, я никогда, ни разу не роптала. Вместо этого я лишь удивляюсь, до чего же юной была в ту давнюю пору, что даже не понимала, бывает ли иначе.