Восток, Запад

– Я, естественно, изо всех сил пытаюсь противостоять складывающемуся мнению. Но, черт побери, где он? Мы не боимся халистанских фанатиков. Тем не менее они опасны. И если Зулу, с его знаниями, с его подготовкой… Насколько вам известно, они грозят новым террором. Насколько вам, должно быть, известно. Кое-кто может даже решить, будто вам известно слишком многое.

– О господи.

– Вполне возможно, – сказал Чеков, жуя джалеби, – Зулу и впрямь, забыв про стыд, отправился туда, куда до сих пор не хаживала нога индийского диплонавта.

Жена всхлипнула:

– Даже это дурацкое имя вы все время говорите неправильно. “С”. Сулу. Сколько я серий пересмотрела, я всех помню, а вы как думали? Кирк, Спок, Мак-Кой, Скотт, Ухура, Чеков, Сулу.

– “Зулу” больше подходит для человека, которого невозможно приручить, – произнес Чеков, доедая джалеби. – Для дикаря, который сегодня под подозрением. Для предполагаемого предателя. Спасибо за превосходный чай.

2

В августе того года Зулу, великан с застенчивой улыбкой, приехал в аэропорт встретить Чекова, который только что прилетел из Дели. Тридцатитрехлетний Чеков, маленький, хрупкий, щеголеватый, был одет в серые фланелевые брюки, рубашку с жестким воротничком и темно-синий двубортный пиджак с золотыми пуговицами. Широкие густые брови и воинственно выдвинутая вперед нижняя челюсть производили поначалу на собеседников пугающее впечатление, и потому неожиданно вежливая, изысканная речь и особенно мягкий голос сразу всех обезоруживали. Чеков, видимо, родился на свет для высокого полета и потому уже успел поработать на достаточно неплохом посту в посольстве в одном небольшом государстве. Временная должность исполнительного заместителя посла по особым поручениям, иными словами Человека Номер Два, в Лондоне стала следующей его ступенькой.

– Привет, Зул! Сколько лет, йар![51] Сколько лет! – сказал Чеков, похлопав ладонью по широкой груди старого приятеля. – Ишь, – добавил он, – я гляжу, ты оброс.

Когда-то, лет в восемнадцать, Зулу, придерживавшийся тогда новых веяний, ходил хоть и с усами, но бороду брил и, не желая носить под тюрбаном длинные волосы, стриг их у парикмахера. Теперь же вид его соответствовал вполне традиционным представлениям о сикхах.

– Здравствуйте, джи, – осторожно приветствовал Чекова Зулу. – Значит, переходим на старые прозвища?

– Конечно. А как же, – сказал Чеков, вручая Зулу свои сумки и багажные карточки. – Дух “Энтерпрайза” – это прекрасно!

* * *

Человек на людях в высшей степени светский, Чеков среди своих позволял себе проявлять бурный нрав так, что пар валил от рубашки. Вскоре после приезда, заступив на новую должность, он как-то в обеденный перерыв сидел вместе с Зулу на скамейке в садике неподалеку от Темпла и вдруг мотнул головой в сторону прохожих.

– Воры, – произнес он sotto voce[52].

– Где? – заорал гигант Зулу и вскочил на ноги. – Догнать?

К ним обратились недоуменные взгляды прохожих. Чеков схватил Зулу за край пиджака и потянул на скамью.

– Ну ты, герой, – ласковым голосом попенял он. – Я имел в виду их всех, всех до последнего. Господи, до чего я люблю Лондон! Театр, балет, опера, рестораны! Показательный матч перед Павильоном! Королевские утки в королевском пруду в королевском парке Сент-Джеймс! Отличные портные, отличные рестораны – когда захочешь, отличные журналы! Остатки былого величия – и не могу не признать, оно впечатляет. Атенеум, Букингем, львы на Трафальгарской площади. Впечатляет, тщертовски впечатляет. Я приехал на встречу с помощником министра и вдруг понял, что мы сидим в бывшем Министерстве по делам Индии. Черный тик, на старинных книжных шкафах бегущие слоны. Знаешь, я там испытал просто легкое нервное потрясение. Сначала я им даже поаплодировал: молодцы, мол! А потом вспомнил дом – ведь это все оттуда, из нашего дома, все ворованное. Я, кажется, еще до сих пор не пришел в себя.

– Да, это очень неприятно, – сказал Зулу, сдвинув брови. – Но виновных, конечно, никак не привлечь?

– Зулу, ах ты мой благородный воин Зулу, “воровство” здесь теперь лишь фигура речи. Ведь я о музеях, полных индийских сокровищ. Ведь все эти города, все их благополучие – все построено на награбленном.

И так далее, и тому подобное. Мы, конечно, простили, забыли – это наш национальный характер. Но забывать-то как раз необязательно.

Зулу ткнул пальцем в бродягу, который, в драном пальто и шляпе, спал на соседней скамье.

– Он что, тоже нас обокрал? – спросил он.

– Ты забыл, – помахал перед его носом пальцем Чеков, – что британский рабочий класс старался влиять на колониальную политику в собственных интересах. Например, рабочие текстильных фабрик в Манчестере поддержали уничтожение нашей хлопчатобумажной промышленности. Как дипломаты мы вынуждены закрывать на это глаза, но факт остается фактом.

– Этот нищий – не рабочий класс, – резонно возразил Зулу. – По крайней мере не угнетатель.

– Зулу, – устало сказал Чеков. – Иногда с тобой бывает тщертовски трудно.

* * *

Как-то раз, когда они катались на лодке и плыли мимо Серпантайна, Чеков вновь оседлал любимого конька.