– Ну да, – согласилась ее товарка. – А еще не понимаю я тех, кому все время все надо менять. Что может быть лучшим наказанием для преступников, чем варка заживо на медленном огне? А уж как Полидектов повар с этим справляется – самый хиляк продержится никак не меньше четырех часов, а то и пяти. Начинает сразу после обеда, а когда кончает, уже темно, и сон после такого развлечения здоровый, крепкий. Мне и мечтать не хочется ни о чем другом.
Перси почувствовал, как желудок его неприятно сжимается. Тип, лежавший ничком перед троном, снова взвыл и сделал попытку глубже вжаться лицом в каменный пол. Что же за люди здесь такие живут? Они обсуждали самые что есть жуткие вещи так, словно это кино или боксерский поединок на экране телевизора. Хотя если подумать, из всех возможных вещей публичные казни ближе всего к тому, что видишь на голубом экране. Перси вспомнил газетные статьи о толпах, линчевавших людей в самых разных уголках Соединенных Штатов. И ведь все это происходило в двадцатом веке! Для многих эти казни служили любимым зрелищем, на которое парни приглашали девушек, матери приводили детей, а преуспевающие бизнесмены даже ставили себе на рабочий стол игрушечные виселицы с болтавшимися на них куклами-конкурентами. Что ж, все это было очень мило, но вряд ли помогало ему в его нынешнем положении. Ох, если бы только ему удалось найти аргумент, к которому эти люди отнеслись бы с уважением, если бы он лучше разбирался в том, что они считают добром, а что – злом! Он изо всех сил старался не упустить ни одной детали происходящего. Нужны же ему будут аргументы для защиты на суде. И кстати, предоставят ли ему здесь адвоката? Судя по тому, что видел он до сих пор, вряд ли. И все же он слышал упоминания о суде и даже о присяжных. Какой бы призрачной ни представлялась надежда на эти институты, какую бы форму они здесь ни принимали, мысль о них хоть немного, но грела ему душу. Впрочем, эти его надежды почти сразу же бесцеремонно поколебали.
– Мне это надоело! – рявкнул царь в ответ на нечленораздельное бормотание распростертого пленника. Он поднял взгляд и вяло помахал рукой наблюдавшей за этим толпе. – Эй, присяжные! Вы будете настаивать на невиновности этого человека? А? Что ж, виновен!
– Виновен, виновен, – поддержали его в толпе. – Вот ведь позорный ублюдок! Быть сваренным заживо для него слишком высокая честь!
– Эй, Брион, а чего он такого сделал?
– А мне почему знать? Я опоздал к началу. Должно быть, чего нехорошего, иначе с чего бы его судили?
– Виновен, виновен, виновен! Давайте, переходите к следующему делу! С этим все ясно.
– Поднимите подсудимого для оглашения приговора! – приказал Полидект. Двое стражников бросились к мычащему, извивавшемуся человеку и оторвали его от земли. Царь торжественно воздел указательный палец к потолку. – Властью, даденной мне мною, подсудимый приговаривается к…
– К сварению на медленном огне, – ехидно перебила его красотка негритянка. – А что, есть варианты?
Полидект с размаху ударил кулаком (размером с добрую бочку) по ладони.
– Попридержала бы ты язык, Тонтибби! А не то, неровен час, сама в котле окажешься! Может, ты мне всю легитимность суда нарушила! Ладно, уведите его, – брезгливо добавил он. – Слышали, что она сказала? Вот и выполняйте.
– Извини, Полидект, – капризно пробормотала девица. – Все это та-ак скучно… Приговори его сам.
Царь с досадой покачал головой.
– Нееее… Какое теперь удовольствие. Ты уж постарайся держать себя в руках, ладно?
– Постараюсь, правда, – пообещала она, снова устраиваясь за спинкой трона.
Когда стражники подняли вяло сопротивлявшегося пленника, Перси едва не поперхнулся от ужаса. Теперь он понял, почему не смог разобрать ни слова из того, что бормотал несчастный: ему вырвали язык! Все лицо его покрывала корка запекшейся крови, продолжавшей капать ему на грудь. Бедняга так ослаб от потери крови, что едва держался на ногах, но неминуемая расправа так страшила его, что он продолжал отчаянные попытки объясниться. Он безнадежно размахивал руками, а из окровавленного, безъязыкого рта продолжали вырываться жуткие, бессвязные звуки. Его поволокли к двери маленькой комнатки – предположительно, камеры смертников; на пыльном полу за ним остались две длинных борозды от ног.
– Видал? – шепнул Менон на ухо Перси. – Он пытался повлиять на присяжных, не дожидаясь суда. А присяжными, если я правильно понял, были солдаты.