Возлюби ближнего своего

— Знаешь что? — сказал он немного погодя. — Мне кажется, сегодня ночью швейцарцы особенно бдительны. Ждут твоего возвращения. Как ты думаешь?

— Очень возможно, — ответил Штайнер.

— А что, если переправить тебя не сегодня, а завтра. Это гораздо разумнее. Тогда они решат, что ты пробрался в глубь Австрии, и будут менее внимательны.

— Совершенно точно.

Франц Иосиф остановился.

— Глянь-ка! Свет карманного фонарика! Заметил? Смотри! И там тоже! Видишь?

— Ясно вижу! — Штайнер ухмыльнулся. Он ничего не видел, но хорошо понимал, куда клонит старый таможенник.

Франц Иосиф почесал свою серебристую бородку и хитро подмигнул Штайнеру.

— Нет, брат, не просочиться тебе сегодня, как пить дать не просочиться! И спорить тут не о чем! Надо возвращаться назад, Зепп! Мне, конечно, очень жаль, но сегодня у них вся граница прямо-таки кишит жандармами. Остается только одно: выждать до завтра. Уж придется мне написать рапорт.

— Ладно.

Они просидели за картами до восьми утра. Штайнер проиграл восемнадцать шиллингов, но у него еще оставалось двадцать два. Франц Иосиф написал рапорт и передал Штайнера дневному наряду.

Новые таможенники оказались отъявленными формалистами. Они отвели Штайнера в полицейский участок, где он проспал весь день. Ровно в восемь сюда пришел кайзер Франц Иосиф и торжественно отвел Штайнера обратно на таможню.

После непродолжительного, но обильного ужина борьба началась заново. Через каждые два часа с дежурства возвращался новый таможенник и подменял одного из своих товарищей. Штайнер же бессменно просидел за столом до пяти утра. В ноль часов пятнадцать минут кайзер Франц Иосиф, войдя в азарт, спалил спичкой верхний завиток своей бороды. Почему-то ему показалось, будто в зубах у него сигарета, и он попытался зажечь ее. Но это был лишь обман зрения — в течение целого часа ему шли только пики и трефы. Это-то и довело его до исступления, и ему стало мерещиться всякое.

Штайнер буквально выпотрошил таможню. Особенно активное изъятие ее фондов произошло между тремя и пятью часами. Отчаявшийся Франц Иосиф решил вызвать подкрепление. Он позвонил в городок Букс тамошнему чемпиону по тароку. Чемпион примчался вихрем на мотоцикле. Но все было бесполезно. Штайнер заставил и его выложить все до последнего франка. Впервые Бог встал на сторону обездоленного, подумал Штайнер. Ему везло как никогда, и он жалел лишь о том, что не играет с миллионерами.

В пять часов была доиграна последняя партия. Штайнер выиграл всего сто шесть шиллингов.

Чемпион Букса, не попрощавшись, умчался на своем мотоцикле, а Штайнер в сопровождении кайзера Франца Иосифа направился к границе. На сей раз Франц Иосиф повел его другим путем.

— Пойдешь в этом направлении, — сказал он. — Когда рассветет, спрячешься. К вечеру можешь спокойно пойти на вокзал, ведь теперь ты при деньгах. И никогда не вздумай показываться у нас, бандит ты этакий! — добавил он замогильным голосом. — Иначе придется нам просить прибавки жалованья.

— Ладно, когда-нибудь позволю вам отыграться.

— Только не в тарок! Хватит с нас и этого! Разве что сыграем в шахматы или в прятки.

Штайнер пересек границу. Он подумал, не стоит ли пойти на швейцарскую таможню и потребовать отыгрыша. Но он знал, что там он опять проиграет. Он решил поехать в Муртен и попытаться разыскать Керна. Крюк был невелик — Муртен находился по пути в Париж.

Керн медленно шел к главному почтамту. В последние ночи он почти совсем не спал и чувствовал большую усталость. По его расчетам Рут должна была прибыть в Женеву дня три назад. Все это время он ничего не слышал о ней, а она ему не писала. Он терялся в догадках, придумывая тысячу разных причин, но теперь ему вдруг показалось — Рут вообще не приедет. Он ощущал какую-то странную опустошенность и машинально передвигал ноги. Уличный шум доносился откуда-то издалека, просачиваясь сквозь охватившую его глухую и бесформенную печаль.

Керн не сразу узнал знакомое синее пальто, но все-таки остановился. Просто еще одно синее пальто, подумал он, одно из сотен, сводивших меня с ума в течение целой недели! Он посмотрел в сторону, потом снова туда. Какой-то посыльный и толстая женщина, нагруженная пакетами, мешали смотреть. Он затаил дыхание и вдруг почувствовал дрожь. Синее пальто плясало перед его глазами среди красных лиц, шляп, велосипедов, пакетов, людей, мелькавших во всех направлениях. Он осторожно пошел дальше, словно двигался по канату и боялся в любую секунду сорваться. Даже когда Рут обернулась и он отчетливо увидел ее, мелькнула мысль о каком-то поразительном сходстве или галлюцинации. И лишь тогда, когда, узнав его, она изменилась в лице, он рванулся к ней.

— Рут! Ты здесь! Ты ждешь, а меня нет!