– Как же ты оттуда выбрался? И как попал сюда?
– На лодке. Сперва вверх по Миссисипи до Мемфиса. Потом пешком от Мемфиса до Кумберленда.
– И Вашти тоже?
– Нет. Она умерла.
– Ох, парень! Давай завязывай свой второй башмак!
– Что?
– Завязывай свой ботинок, черт его побери! Вон он прямо на тебя смотрит! Завязывай!
– Ну что, не полегчало тебе?
– Нет. – Поль Ди швырнул бутылку на землю и уставился на золотую колесницу на ее этикетке. Никаких лошадей. Только золотая карета с синими занавесками.
– Я сказал, что хочу сказать тебе две вещи. Я пока только одну сказал. Я должен сказать и вторую.
– Не желаю я ничего знать! Не желаю. Только одно: примет меня Джуди в свой дом или нет?
– Я ведь был там, Поль Ди.
– Где это – там?
– Там, в том дворе. Когда она это сделала.
– Джуди?
– Сэти.
– О Господи.
– Это не то, что ты думаешь.
– А ты и не знаешь, что я думаю.
– Она не сумасшедшая, Поль Ди. Она этих детей любила. Просто хотела опередить того, кто боль им причинить собирался.
– Оставь ты это.
– Успеть раньше хотела.
– Оставь меня в покое, Штамп. Я знал ее еще совсем девчонкой. И она меня пугает. Мы вместе жили в Милом Доме.
– Ничего она тебя не пугает. Не верю я тебе.
– Пугает. Я сам себя пугаю. Но больше всего меня пугает та девушка в ее доме.
– Кто она такая, эта девушка? Откуда взялась?
– Не знаю. Просто объявилась однажды – на пне у крыльца сидела.
– Хм. Похоже, только ты да я и видели ее – ну, из тех, кто в доме 124 не живет.
– Она же никогда никуда не ходит. Где ж ты ее видел?
– Она в кухне на полу сидела, а я в окно заглянул.
– С первой же минуты, как я ее увидел, мне и близко к ней подходить не захотелось. Что-то в ней не то. Говорит странно. Делает все тоже странно. – Поль Ди сунул палец под шапку и поскреб висок. – И кого-то она мне все время напоминает. Кого-то знакомого, кого я вроде бы должен хорошо помнить.
– Она никогда не рассказывала, откуда родом? Где осталась ее семья?
– Она не знает. Или притворяется, что не знает. Я от нее только всякую ерунду слышал – будто она украла свою одежду и раньше жила на мосту.
– На каком таком мосту?
– Это ты меня спрашиваешь?
– Тут нет ни одного моста, о котором я бы не знал. Только никто на них не живет. И под ними – тоже. И давно она у Сэти поселилась?
– С прошлого августа. В день карнавала пришла.
– Дурной знак. А на карнавале она была?
– Нет. Но когда мы вернулись, она тут как тут – сидит себе на пне и спит. Шелковое платье. Новехонькие башмачки. Черные такие и блестят, будто маслом намазаны.
– Вот как? Хм. Была тут одна девушка за Козьим Ручьем. Ее белый все в доме запирал. А прошлым летом его нашли мертвым, а девушка та исчезла. Может, это она? Говорят, он ее взаперти держал с тех пор, когда она еще совсем младенцем была.
– Зато теперь, похоже, ведьмой стала.
– Так это она тебя выгнала? А не то, что я тебе о Сэти рассказал?
Поль Ди содрогнулся с головы до ног. Холод вдруг пронизал его до мозга костей, так что он вынужден был стиснуть колени. Он не знал, то ли это из-за скверного дешевого виски, то ли из-за ночей, проведенных в погребе, а может, из-за какой-нибудь заразы, подхваченной на бойне, или из-за тех железных оков и мундштуков, из-за улыбающихся петухов, из-за поджаренных ног, из-за смеющихся мертвецов, из-за шипящей в огне мокрой травы, из-за дождей, из-за цветущих яблонь, из-за железного ошейника, из-за Джуди с бойни, из-за Халле с перемазанным маслом лицом, из-за белой, похожей на привидение лестницы, из-за вишневого деревца на спине, из-за камеи на тонкой шейке, из-за осинки, из-за лица Поля Эй, из-за свиной колбасы или из-за утраты своего красного, красного сердца.
– Скажи-ка мне вот что, Штамп. – Глаза у Поля Ди были воспаленными и слезились. – Скажи мне только одно: сколько же может вынести жалкий ниггер? Скажи мне, Штамп, сколько?
– Все он может, – ответил Штамп. – Все он может вынести.
– Почему? Почему? Почему? Почему? Почему?
Часть третья