Возлюбленная

Да, сперва они играли все вместе. Целый месяц, и Денвер это очень нравилось. После того вечера, когда они катались на коньках под усыпанным звездами небом и пили сладкое молоко у плиты на кухне, Сэти днем развлекала их замысловатыми путанками из тонкой бечевки, а в сумерках показывала им тени на стене. В самый разгар зимы она с лихорадочно горящими глазами задумывала невиданный огород и сад с цветами и без конца говорила, говорила о том, какие краски будут пестреть в нем. Она забавлялась с волосами Возлюбленной, заплетала их, взбивала, перевязывала лентами, умащивала маслом, пока у Денвер это зрелище не начало вызывать тошноту. Они менялись постелями и одеждой. Ходили, держась за руки, и все это время улыбались друг другу. Стоило наступить весне, как они, стоя на коленях во дворе за домом, стали вслух придумывать, какой у них будет сад, хотя земля была еще слишком холодной и влажной. Тридцать восемь долларов сбережений ушли на лакомства, яркие ленточки и красивые ткани, из которых Сэти без конца что-то кроила и шила, словно они куда-то должны были спешно уехать. Яркие платья – в голубую полоску, с сочным пестрым рисунком. Сэти прошла пешком целых четыре мили до магазина Джона Шиллито, только чтобы купить желтую ленту, блестящие металлические пуговицы и кусочек черных кружев. К концу марта они все трое были одеты как для карнавала; или – как совершенные бездельницы. Когда стало ясно, что обе они поглощены исключительно друг другом, Денвер стала постепенно выходить из игры, однако наблюдала за ними по-прежнему, желая в любой момент быть наготове, если Возлюбленной будет грозить опасность. В конце концов, убедившись, что никакая опасность той не грозит, и видя мать такой счастливой, такой сияющей – ну что тут плохого могло случиться? – она позволила своему внутреннему стражу пойти отдохнуть. Но сперва ей хотелось разобраться, кто же во всем виноват. Она не сводила глаз с матери, надеясь поймать мгновение, когда то страшное, что жило у нее внутри, выйдет наружу и она снова начнет убивать. Однако все сердитые требования исходили исключительно от Возлюбленной. Она получала все, что хотела, и когда у Сэти перестало хватать вещей, которые можно было бы ей подарить, Возлюбленная придумала новую игру: в желания. Она требовала, чтобы Сэти часами сидела с ней, и они вместе смотрели на слой коричневых листьев на дне ручья, вздымавшихся течением и словно машущих им рукой, – именно в этом месте Денвер, пораженная глухотой, когда-то играла с Возлюбленной. Теперь игроки поменялись местами. Когда сошли вешние воды, Возлюбленная часто сидела на берегу и любовалась своим отражением в ручье, словно поднимавшимся ей навстречу и то увеличивавшимся, то уменьшавшимся, покрывавшимся рябью и исчезавшим среди листьев на дне. Она ложилась плашмя на землю, пачкая в грязи яркое полосатое платье, и касалась лицом своего движущегося отражения. Она наполняла корзины цветами, с приходом теплого времени вылезавшими из земли, – одуванчиками, фиалками, форситиями – и дарила их Сэти, которая делала из них бесконечные букеты, повсюду втыкала их, украшала ими весь дом. Одетая в платья Сэти, Возлюбленная любила гладить ее по обнаженным рукам ладошками. Она во всем подражала Сэти, говорила в точности как та, смеялась ее смехом и старалась так же ходить – широко размахивая руками и высоко держа голову. Порой, наткнувшись на них, занятых игрой в дочки-матери, готовкой понарошку или пришиванием новых лоскутков к старенькому лоскутному одеялу Бэби Сагз, Денвер не сразу могла сказать, кто из них мать, а кто дочь.