Возлюбленный мой

Внутри он подставил свое лицо под прицел камеры безопасности. В то же мгновение, замок щелкнул, и он вошел в фойе, отделанное в стиле царской России. Колонны из малахита и бордового мрамора поддерживали высоченный, в три этажа, расписной потолок. Украшенные золотом подсвечники и зеркала создавали и отражали мягкий свет, который в свою очередь обогащал окружающие цвета. И эта лестница, покрытая ковровой дорожкой... она была, словно взлетно-посадочная полоса, что вела прямо в небо, ее золотая балюстрада сверху расступалась в стороны, принимая форму арки над открытым балконом второго этажа.

Его отец не пожалел денег и, очевидно, обладал особым драматическим талантом. Не хватало только оркестра на заднем плане, и можно представить, как по лестнице спускается одетый в мантию царь…

На верхних ступенях стоял Роф, его огромное тело было облачено в черную кожу, длинные черные волосы спадали на широченные плечи. Солнечные очки были на месте, и хотя он стоял над открытым пространством, с которого мог запросто покатиться кубарем, вниз он не смотрел. В этом не было необходимости. Его глаза теперь были абсолютно слепы.

Но это не значило, что он лишен зрения. С ним был Джордж, который все контролировал. Всевидящее Око, поводырь, смотрел за Короля, их объединял в единое целое поводок, который опоясывал грудь и плечи золотистого ретривера. Они – вылитые Мэтт и Джефф, добрый самаритянин в собачьем обличье с экстерьером, достойным конкурса красоты, и жестокий воин, способный в любой момент разорвать кому угодно глотку голыми руками. Но они хорошо смотрелись вместе, и Роф явно души не чаял в своем животном: с собакой обращались, как с королевским питомцем, кем он, по сути, и являлся – и к черту Ямс[14], Джордж питался тем же самым, что и его хозяин, то есть лучшей говяжьей и бараньей вырезкой. И к слову – ретривер спал в кровати, вместе с Бэт и Рофом, хотя это была неподтвержденная информация, поскольку в покои Первой Семьи никто и никогда не допускался.

Роф зашагал вниз по ступенькам. Он прихрамывал – результат его визитов к Деве-Летописеце на Другую Сторону. Никто не знал, с кем он там виделся, и почему  под его глазом перманентно прописался синяк, а губа была рассечена, но все, даже Джон, были рады этим бурным сессиям. Благодаря им, Роф пребывал в уравновешенном состоянии и держался подальше от сражений.

Король спустился в фойе, а остальные Братья вошли в те же двери, что и Джон до этого, поэтому ему необходимо немедленно исчезнуть. Если даже Тени почувствовали запах свежих чернил, то те, кто собирался сейчас на Последнюю Трапезу, учуют их мгновенно, когда окажутся достаточно близко.

К счастью, в библиотеке был бар, и Джон отправился туда, чтобы налить себе порцию «Джека Дэниэлса»[15]

. Первую из многих последующих.

Облокотившись на мраморную стойку, он начал плавно пополнять свой счет невменяемости на сегодня, размышляя о том, как это хреново, что у него нет машины времени. Хотя, трудно сказать, что бы он сейчас выбрал: вернуться в прошлое или же отправиться в будущее.

– Ты есть будешь? – в дверном проеме стоял Куин.

Джон не стал смотреть в его сторону, а только покачал головой и налил себе в стакан еще одну порцию облегчения.

– Хорошо, я принесу тебе сэндвич.

Выругавшись, Джон повернулся к нему и показал, «Я сказал не надо».

– Ростбиф? Хорошо. И захвачу немного морковного пирога. Поднос будет в твоей комнате. – Куин отвернулся. – Если подождешь здесь еще минут пять, все сядут за стол, и ты сможешь подняться наверх незамеченным.

Сказав это, парень исчез, что значило, что запустить ему в голову стаканом, с целью объяснить, что Джон сам в состоянии о себе позаботиться, не получится.

Хотя, на самом деле, это была бы пустая трата хорошей выпивки – Куин настолько не пробиваем, что можно было вынести ломом его лобные доли – на него это все равно не произвело бы никакого впечатления.

К счастью, алкоголь уже начал действовать, оцепенение осело на плечи Джона, прежде чем разлиться по всему огромному телу. Дерьмо никоим образом не успокаивало разум, но его суставы и мышцы расслабились.

Подождав предложенные пять минут, Джон взял стакан и бутылку и, перепрыгивая через ступеньки, взбежал наверх. Поднимаясь, он слышал за спиной приглушенные голоса из столовой, но не более. В последнее время за Трапезами никто не смеялся.

Добравшись до комнаты, он открыл дверь и вошел в свои джунгли. Повсюду разбросана одежда – на комоде, в креслах, на кровати, свисала с плазменного экрана телевизора. Как будто его шкаф вытошнило. Пустые бутылки из-под Джека оккупировали оба прикроватных столика у изголовья, ряды пустой тары стояли на полу и валялись на простынях и одеяле.

Фритц и его уборочная команда не допускались сюда вот уже две недели, и, судя по тому, как шли дела, им понадобится экскаватор, когда он, наконец, откроет перед ними дверь.