Есть такой эпизод в жизнеописании преподобного Антония Великого, чьи ученики, последователи и ученики учеников основали целые монашеские города и республики по всему Египту (количество иноков в них доходило до десятков тысяч). Однажды Антоний собрал своих близких учеников, будущих и действующих настоятелей этих монастырей, и разговаривал с ними о духовной жизни. Он задал им вопрос: «Какая самая главная добродетель монаха?» Ученики называли кто пост, кто молитву, бдение, милосердие, кротость… Все говорили о разных добродетелях, и каждого авва Антоний похвалил, потому что все они были по-своему правы. Но сказал, что главной добродетелью монаха является рассудительность. Чем поразил не только своих учеников, но и всех, кто читал этот рассказ. Преподобный объяснил, что человек, искренне желающий служить Богу, но не рассуждающий, может впасть в серьезные заблуждения и даже погибнуть.
Христианину надо все взвешивать, обдумывать и обо всем рассуждать. Мы, конечно, не монахи, но жизнь монаха ничем, кроме практических, жизненных сторон, не отличается от христианской жизни мирян. Заповеди те же, только монах хочет их исполнить радикально и полностью, а чтобы ничего не мешало, остается один. Часто это помогает, но иногда и мешает: живешь в пустыне или в лесу, и тебе может показаться, что ты исполнил заповеди: не раздражаешься, ни на кого не обижаешься, все у тебя хорошо, и ты уже почти святой. Но стоит рядом появиться другому человеку, и живущие в тебе грехи, у которых не было повода проявиться, начинают выходить наружу. В патерике есть рассказ об одном молодом иноке, который очень просил своего старца отпустить его жить отшельником. Старец отвечал, что ему еще рано, а юноша считал, что он уже достаточно для этого духовно созрел. И старец его отпустил. Монах взял свои нехитрые пожитки: рогожу, инструменты для плетения корзин, глиняные горшки для приготовления пищи, кувшин — и занял опустевшую после смерти другого старца келью в пещере. Пошел за водой, принес, поставил кувшин на пол, а он опрокинулся. Пошел второй раз, кувшин опять опрокинулся. Когда кувшин опрокинулся в третий раз, монах в гневе схватил его и разбил об пол. И тут он пришел в себя и понял, что, куда бы он ни ушел, свои страсти носит с собой. Вернулся, попросил прощения у духовника и остался в общежительном монастыре.
Еще одна история из патерика. Однажды вечером, после знойного дня, проведенного в трудах, старый монах сидел со своим учеником в тени возле кельи. Мимо пробежал человек со следами побоев, явно спасаясь от погони. А вскоре показалась толпа с палками и дубинками. Они спросили старца, куда повернул беглец, и авва направил их в противоположную сторону. Когда толпа скрылась из виду, ученик сказал: «Авва, ты солгал! Ведь есть же заповедь „не лги“!» А тот ответил: «Если бы я исполнил эту заповедь, то нарушил бы заповедь „не убий“, потому что они догнали бы его и убили».
В 1988 году я поступил в семинарию. Наступила весна, шел Великий пост, а у меня выдалась оказия повидать родителей моего друга, с которым мы дружили с детского сада. Эти люди относились ко мне как к родному сыну, а не виделись мы два года, что я служил в армии, потом почти год учебы в семинарии. И вот я к ним приехал. Они очень обрадовались, приготовили роскошный обед — запекли утку. А надо сказать, что 89-й был голодным годом, уж не знаю, где они достали утку. Воодушевленный тем, что я семинарист и исполняю все правила и установления, я отказался от утки и поклевал какой-то салатный лист — чем их очень огорчил, но при этом был страшно собой доволен. Когда я пришел на исповедь, мой духовник сказал: «Ты заповедь о посте соблюл, а заповедь о любви нарушил. Второстепенно-вспомогательную заповедь соблюл, а главную заповедь нарушил. Люди готовились, старались, это было очень сложно, а ты их огорчил, причинил им скорбь». Рассудительности мне как раз и не хватило.
Случаев, трудных для принятия решения, в жизни много. Не всегда нам на выбор предлагается добро и зло — чаще, к сожалению, меньшее зло и большее зло. Иногда мы не можем выбрать путь добра, потому что хотя выбираем мы, но зло будет причинено не нам, а другому. Если бы речь шла только обо мне, я мог бы сказать: «Нет, этого я делать не буду», как, например, святые мученики Антоний, Иоанн и Евстафий, в Вильнюсе замученные, отказались нарушать среду и пятницу. Таким образом правитель выяснил, что они православные христиане, и они были за это убиты. Но они знали, на что шли, смерть угрожала только им, не их семьям или другим людям. А вот если бы, обнаружив свое христианство, они подвергли бы опасности своих маленьких детей, наверное, это было бы безрассудно. Христианин должен думать, рассуждать и искать прежде всего исполнения самой главной заповеди о любви, потом остальных заповедей.