Возвращая к жизни. Истории реаниматолога из «петербургского Склифа»

Второй вариант действий родственников – попытка повлиять на процесс выздоровления больного через демонстрацию врачу своих связей. Я называю этот способ «звонком министру рыбного хозяйства». Если человек не знаком с министром здравоохранения, но знаком с министром рыбного хозяйства, он обязательно ему позвонит. Для того, чтобы тот позвонил министру здравоохранения. А уже он в свою очередь – в комитет здравоохранения Петербурга. Сам его председатель, наверное, не будет звонить лично мне. А вот его заместитель может (мы знакомы, у него есть номер моего телефона). Я встану по стойке смирно и доложу о состоянии больного. Он передаст мои слова председателю комитета, тот – министру здравоохранения, он – министру рыбного хозяйства и т. д.

Для чего это делается? Для того, чтобы я понял, что пациент не простой, а со связями на самом верху. То есть на как бы крыше их как бы автомобиля установлена как бы мигалка. Наверное, родственники думают, что после этого я испугаюсь, и если до этого плохо лечил больного, то теперь после звонка из Кремля, ФСБ, ЦРУ (Центральное ревизионное управление РФ, чтобы вы плохого обо мне не подумали) начну лечить хорошо. На мой взгляд, это грани безумия. Эти люди не понимают, что врач лечит в меру своих способностей, знаний, опыта и навыков. Лечить хорошо для любого врача – это нормальное состояние. А лечить плохо для него трудно – надо перестроиться.

С другой стороны, если эти люди, звонящие в Минрыбхоза, привыкли делать что-то качественно только под угрозой административной расправы – тогда все логично, ибо всем нам свойственно судить о других по себе…

Однажды мы на двух машинах приехали из Петербурга в другой город, чтобы забрать там двух пациентов из местной реанимации. Они были действительно очень тяжелые. Нуждались в немедленной транспортировке в НИИ имени Джанелидзе, их жизни угрожала опасность. Но в местной больнице был и третий больной. В совершенно стабильном состоянии, он даже не находился в реанимации и в транспортировке в Петербург не нуждался. Но рядом с ним была его мама. Она настаивала на перевозке. Из ее уст прозвучала чудовищная по своей нелепости фраза: «А у меня знакомые на 1-м канале российского телевидения». Я сделал удивленное лицо и сказал: «Никогда не знал, что 1-й канал занимается травмами позвоночника». На что услышал: «Он не занимается травмами позвоночника, но вашу жизнь испортить может». Я в ответ соврал: «У меня друг работает в рыбнадзоре, но это не значит, что вы теперь не будете рыбу есть». Мамаша не успокоилась, взяла телефон и, видимо, нажала сразу на все педали, какие у нее были. Мы с хирургом вышли покурить (я тогда еще курил) в ожидании, когда пациентов оформят. За нами вышла мамаша. Я сказал ей: «Хотите расскажу, что вы сделали? Вы, вероятно, позвонили куда-то наверх и сказали, что вашего сына тоже надо везти в Петербург. Что могут сделать наверху? Позвонить руководству города и сказать, чтобы они организовали машину. Но поймите, мы приехали из Петербурга на двух хорошо укомплектованных реанимационных машинах. И мы сейчас увезем на них двух тяжелых пострадавших, которым нужна экстренная помощь. В этом городе таких машин нет. Поэтому вам для перевозки, скорее всего, организуют какую-нибудь старую «Газель». Более того, в этом городе в машинах скорой уже нет и врачебных бригад. И вот на этой «Газели» по плохой дороге без врача повезут вашего сына. Мы не знаем, есть ли у него перелом позвоночника (он действительно был под вопросом, так как томограмму нельзя было сделать – в этом городе отсутствовал томограф), но такая поездка ему на пользу точно не пойдет. Но поскольку вы привели в движение все административные шестеренки, процесс уже не остановить.» И тут – это было великолепно! – во двор въехала раздолбанная «Газель», на бортах которой красные кресты гармонично соседствовали с пятнами ржавчины. Из нее вышла молодая девушка-фельдшер. Мамаша побледнела: «Ой, а что делать?» Я честно ответил: «Не знаю».

Эта система – не есть что-то новое, появившееся при капитализме. Она была очень развита и в Советском Союзе и гениально показана в фильме «Мимино», когда главного героя устраивал в гостиницу солист Большого театра. Но оказывается, эти советские схемы в ходу до сих пор. На мой взгляд, людьми, которые к ним прибегают, в первую очередь движет гордыня. Они звонят своему министру рыбного хозяйства не столько для того, чтобы помочь попавшему в больницу близкому человеку, а чтобы показать: врач никто, а они очень большие и значимые люди.