– Ясное дело. Ты ведь изучал мифы о Кине, когда мы сидели в Дежагоре. Разве там не сказано, что штандарты Вольных Отрядов Хатовара – это фаллосы демонов или нечто в этом роде?
Засим последовал обмен скабрезными предположениями насчет того, зачем наше знамя могло понабиться Кине. Отсмеявшись, Капитан сказал:
– Ты правильно сделал, что пришел ко мне. Все мы предпочитаем держать такого рода вещи в секрете, свыкаемся с ними. Вот что, поболтайся там. Но будь начеку. Завтра-послезавтра прибудет Одноглазый. Поговори с ним и сделай все в точности, как он скажет. Уразумел?
– А с этим как быть?
– Выкинь из головы.
– Выкинуть? Понятно.
– По пути в свою берлогу взгляни на Кьяулун и спроси себя, первый ли ты малый на свете, которому довелось потерять возлюбленную?
М-да… Похоже, Старика раздражает мое упорное нежелание смириться с потерей.
– Ладно. Спокойной ночи.
Я пожелал того же и себе. Но ночка оказалась адской. Проваливаясь в сон, я попадал прямиком в долину смерти. Не раз оказывался и в пещере старцев. Как только становилось по-настоящему худо, я просыпался – по большей части самостоятельно, но дважды с помощью Тай Дэя.
Бедняга. Нагляделся же он на меня за эти четыре года.
В конце концов Кина, по-видимому озадаченная моей невосприимчивостью, оставила меня – напоминая о себе лишь сквознячком раздражения и угрозы. И когда это кончилось, я уже не был вполне уверен в том, что не имел дело с каким-то чудовищным порождением собственного разума.
Я заснул по-настоящему. Потом проснулся. Выбрался из своего логова, которое, пользуясь своим привилегированным положением, мог ни с кем не делить. А будучи летописцем, я имел допуск в небольшой шатер для совещаний – настоящий полотняный дворец, – где работал с бумагами.
Знамя стояло снаружи. Штуковина эта едва ли могла возбудить зависть у оружейника, не говоря уже о державных владыках. Всего-навсего старый ржавый наконечник, насаженный на длинное древко. В пяти футах от навершия к древку крепилась поперечина длиной в четыре фута, к которой был подвешен флаг: черное полотнище с эмблемой, которой мы обзавелись на севере, – серебряным черепом с исходящими из пасти золотистыми язычками пламени. Такой была когда-то личная печать Душелов. Череп – не человеческий, зубы вроде собачьих, но слишком большие; нижняя челюсть отсутствует; одна глазница алеет: на некоторых изображениях – левая, на других – правая. Меня уверяли, будто это имеет значение, но никто не мог объяснить какое. Возможно, тут содержался намек на изменчивую природу Душелов.
Каждый член Отряда носил серебряный значок с этим черепом. Мы заказывали их где могли, а порой снимали с наших павших товарищей. Некоторые солдаты носили по три-четыре зараз. Это было связано с намерением Костоправа вернуться в Хатовар. У Масла с Крутым, как я подозревал, было по нескольку десятков значков, привезенных с севера.
Сам по себе череп был не так уж страшен. Пугало то, что стояло за этим символом.
В здешних краях решительно все боялись Отряда – или делали вид, что боятся, – памятуя о зверствах, совершенных, когда он проходил здесь в прошлый раз. Однако трудно поверить, что насилие способно внушать страх на протяжении четырех веков. Нет и не может быть ничего столь ужасного, чтобы об этом помнили по прошествии многих поколений.
Доля ответственности, по-видимому, лежала на Кине. В течение столетий она манипулировала людьми, насылая свои сны. Четыре века – достаточный срок, чтобы внушить что угодно.
В сущности, многое из того, что могло бы показаться бессмысленным, видится в ином свете, если предположить, что за этим стоит великая черная богиня. Это даже объясняет, почему в историю оказалось замешано столько чокнутых – из числа как малых, так и великих мира сего. Означает ли это, что выход Кины из игры может вызвать взрыв здравомыслия на всех уровнях?
Но как избавиться от богини? Существует ли хоть одна религия, содержащая наставления по этому вопросу? Как сбросить со своей шеи божество, ставшее вконец несносным? Нет. Лучшее, на что ты можешь рассчитывать, – это совет, как дать этому божеству взятку, чтобы оно оставило тебя в покое хотя бы на несколько минут.
40
Общение с Одноглазым вновь обещало оказаться бесполезным.
– Хватит мне яйца крутить, – заявил он, когда я поинтересовался, как бы мне справиться с проклятыми снами.
– Твою мамашу! Костоправ сказал, что ты знаешь ответ. Если и дальше будешь вести себя таким манером, я твои яйца вообще оторву. И в уши запихаю.
– Эй, Щенок, полегче. Каким таким манером?
– Дураком прикидываться, вот каким.
– Эх, Щенок, Щенок. Молод ты еще, чтобы быть таким циником. С чего ты взял, что я могу все исправить с такой же простотой, как это делает сноходец?
– Да с того, что один ленивый старый пердун сказал мне это секунд двадцать назад.
– Что за хрень. – Коротышка сердито затопал вокруг меня. – Дерьмо! Старик и правда послал тебя ко мне с этим?
– Правда.
– А ты все мне рассказал, без утайки? Не упустил, скажем, в угоду своему самолюбию какой-нибудь мелкий нюанс, который цапнет меня за задницу, когда я начну работать?