Возвращение Дикой Розы

— Кто там... кто там... — раздался — громкий ворчливый голос, который никак не мог принадлежать мальчику, стоявшему за дверью. И в то же время он показался Томасе поразительно знакомым. Где она могла его слышать?

— Д а это же я, Сесария!

Дульсе дико закричала и открыла глаза.

— Что? — повернул к ней голову Пабло.

Он безуспешно дергал стартер, но машина упорно не желала заводиться.

Они стояли на том самом месте, где неделю назад их остановил загадочный юноша. Но сейчас ни Дульсе, ни Пабло не помнили об этом. Все события, приключившиеся с ними, словно стерлись из их памяти.

Пабло, чертыхнувшись, вышел из машины и открыл капот. Проверил провода, осмотрел свечи...

— Этого еще не хватало... Только отъехали...

От опять сел в кабину и отчаянно выжал газ, поворачивая ключ.

К его удивлению, машина с легкостью завелась и тронулась с места, набирая скорость.

— Скорей бы Мехико... — сладко потянулась Дульсе. — Мне не терпится сесть за работу. В голове столько идей!..

— Папочка! Дульсита! Где вы пропадали?! — Розита с плачем бросилась к ним, едва они переступили порог дома.

— Разве можно так, сеньор Пабло? — с упреком сказала нянька. — Сказали, на два дня уедете, ахами... Мы уж не знали, что и думать! Дите совсем извелось! Сеньора Лус звонила несколько раз, а что я ей скажу?

— Сколько же нас не было? — осторожно спросил Пабло.

— Да дней десять точно, — ворчливо сказала няня. — Сами, что ль, не знаете?

Пабло бросился к телефону и набрал номер клиники.

— Ах, сеньор, мы так волновались! — обрадовано сказала его секретарша. — Три операции пришлось перенести... С вами все в порядке?

Дульсе взяла лежавшую в кресле газету и быстро посмотрела на число.

— Не понимаю... — протянула она, подняв глаза на Пабло.

— Я тоже... День мы ехали туда... день там... день обратно.

— А где мы были еще неделю? — тихо выдавила Дульсе.

— Папочка! Папа! — Розита стремилась завладев вниманием и нетерпеливо лезла на руки. — Ты только послушай! У нас такая новость! Мамочка возвращается! Она звонила мне! Она привезет мне рыжую лисичку и зайчика! Там такие звери по-настоящему водятся!

Радость от предстоящей встречи с матерью переполняла девочку. Она теперь едва обращала внимание на Дульсе.

«Как она соскучилась... — подумала Дульсе. — Какой бы безалаберной матерью не была Лус, а никто не может заменить ее Розите, даже я... Вот и кончилась моя игра в дочки-матери..»

Она тихонько вышла из комнаты, оставив щебечущую Розиту на коленях у Пабло. Спустившись к машине, взяла свой багаж и, выйдя на улицу, поймала такси.

«Скорее домой, — нетерпеливо думала она. Скорее... Меня там тоже ждут... Мои краски и кисти...»

  

Едва бросив сумку, Дульсе устремилась в мастерскую и долго стояла, глядя на неоконченное полотно.

Потом медленно, словно оттягивая удовольствие, смешала на палитре краски, взобралась на стремянку и не спеша нанесла первый мазок...

Она работала как одержимая, сутками, смешав и перепутав день с ночью, забывая поесть. Падала на диван, не раздеваясь, и засыпала, когда глаза от усталости подергивались мутной пленкой. А проспав несколько часов, нетерпеливо вскакивала, чтобы продолжать работу, чтобы выплеснуть на холст переполнявшие ее картины и видения, причудливо переплетая узоры и сочетая несочетаемое в гигантскую фантасмагорическую картину особого, неповторимого мира...

Она не открывала дверь и не подходила к телефону. Все было несущественным, кроме рождавшегося под ее руками чуда. Никого не хотелось ни видеть, ни слышать... Да она просто позабыла, что на свете есть еще кто-то, кроме нее в ее творения.

  

Для доньи Энкарнасьон последняя неделя была одной из самых горьких за последние годы. Обиду, нанесенную ее сыну она почувствовала сильнее, чем если бы оскорбили

Донья Энкарнасьон беззаветно любила сына и, как всякая мать, была готова все отдать для его счастья. Но вместе с тем она была умной женщиной, повидавшей жизнь и научившейся разбираться в людях. Поэтому она знала некоторые особенности Роберто, которые нельзя было не разглядеть при поверхностном знакомстве.

Донья Энкарнасьон не успела хорошо узнать Эвелину. Девушка была ей представлена в полуофициальной обстановке, где сеньора Бусти могла оценить ее эрудицию и хорошие манеры, но этого было слишком мало, чтобы разглядеть ее душу. Поэтому донья Энкарнасьон вынуждена была полагаться на восторженные отзывы Роберто. Ей так хотелось счастья своему сыну, что она с радостью поверила в то, что его чувство к Эвелине Пачеко взаимно. Если временами ее и настораживала неизменная сдержанность молодой девушки, донья Энкарнасьон приписывала это утонченным манерам и нежеланию выставлять свои чувства напоказ.

И вдруг это неожиданное известие о том, что Эвелина разорвала помолвку, а потом новое — о том, что Эвелина выходит замуж за наследника фабриканта Герра. Донья Энкарнасьон не могла не понимать, как больно ранила ее сына эта измена. Удар был настолько сильный, что Роберто замкнулся в себе и, как бывало обычно, не спешил к матери за поддержкой.

Донья Энкарнасьон пробовала поговорить с Роберто и утешить его, но сын отвечал: