Роза Линарес единственная не принимала участие в разговоре. Она стояла на палубе с приветливой полуулыбкой на лице, но видно было, что ее мысли блуждают далеко отсюда. «Какое интересное лицо, — подумал Роберто, — Эта женщина не похожа на других. В ней есть какая-то тайна». Что-то было такое в этом печальном лице, что невольно притягивало Роберто, и он то и дело терял нить разговора.
Вот и теперь Хосе пришлось дважды повторить вопрос. Роберто пришлось сделать усилие, чтобы вникнуть в смысл его слов.
— Отложить отплытие на день? — задумчиво повтори он. — Что ж, пожалуй, это неплохая идея. Мои дела в Италии подождут, а мы заслужили отдых после своего океанского перехода.
— Значит, решено. Мы ждем вас с фотографиями завтра, — весело сказал Хосе.
Роза, Лаура и Марни подошли к трапу, чтобы спускаться на берег. Хосе и Роберто пожимали им руки на прощание. Розе показалось, что Роберто чуть дольше положенного задержал ее руку в своей и как-то особенно внимательно посмотрел ей в глаза. Но Роза не была уверена, потому что сразу после этого она легкой походкой спустилась по трапу и пошла по набережной не оглядываясь.
Странно: когда Пабло, бывало, будил ее ранним утром, Лус ужасно злилась и потом целый день чувствовала себя усталой, невыспавшейся и разбитой.
Теперь же, когда ее будил Алваро, она поднималась быстро и с радостью. Как, оказывается, много успеваешь сделать, когда рано встаешь!
Здесь, в Вене, она приводила себя в порядок молниеносно, тогда как дома часами сидела перед зеркалом, долго расчесывая волосы, потом лениво и недовольно примеряя одно платье за другим, раздраженно думая при этом: «Ну вот, мне совсем нечего надеть!»
Вот я сегодня Алваро постучал в дверь в семь утра.
— Сейчас, сейчас! — с готовностью отозвалась Лус и проворно вскочила, накидывая халатик.
Она распахнула перед ним дверь.
— Заходи, я мигом! — И юркнула в ванную.
Пока Алваро Диас звонил распорядиться об утреннем кофе, она успевала принять прохладный душ и выскакивала с мокрой взлохмаченной головой, свежая, раскрасневшаяся и веселая.
Куда девались вечные синяки под глазами! Исчезли вялость и недовольство жизнью, разгладилась даже наметившаяся на ее переносице морщинка. И это без всяких кремов, массажей и питательных масок из фруктов и меда!
Она совершенно не стеснялась показаться на глаза Алваро непричесанной и ненакрашенной — в его обществе Лус становилась естественной и непосредственной, точно дитя.
Бразилец же глядел на нее с неизменным восхищением своими темными глазами-вишнями, но ни разу — ни разу! не повел себя нескромно. Сейчас он, посмотрев на Лус, напустил на себя сердитый вид:
— Сейчас же просуши голову, ты простудишься! — И прикрыл форточку.
Лус только засмеялась в ответ и встряхнулась, точно собачонка, обдав его градом брызг.
— Ну вот, — сказал негр утираясь. — Теперь я тоже мокрый и тоже простужусь.
— И будем кашлять слаженным дуэтом! — расхохоталась Лус.
Диас пропел:
— Молилась ли ты на ночь, Дездемона? Кхе-кхе, кхе- кхе-э!
— Апчхи, молилась, милый! — вторила ему Лус на октаву выше..
И они принялись чихать и кашлять наперебой в разных тональностях.
Горничная внесла поднос с кофе.
— Будьте здоровы! — пожелала она двум простуженным постояльцам.
Оба в ответ пропели:
— Спаси-и-бо!
Горничную, молоденькую пышнощекую девушку, за разило их настроение, и она тоже затянула тонким непрофессиональным голоском:
— На здоро-овье!
Для прислуги роскошного отеля это было непозволительной вольностью, но девушка почувствовала, что господа не рассердятся, и не могла сдержаться.
И они действительно не только не рассердились, но, напротив, дали ей щедрые чаевые.
Оставшись одни, Алваро и Лус приступили к кофе.
— Бразильский! — горделиво сказал Алваро, пригубил чашечку. — Я знаю этот сорт. Его выращивают в нашей провинции. Но у нас пьют только черный кофе, без сливок.
— Ох уж эти сливки! — фыркнула Лус. — Кажется, я от них здесь растолстею. Зато как вкусно!
— Ну и пей на здоровье. Тебе вполне можно поправиться еще килограммов на двадцать.
— Или тридцать, — подхватила Лус.
— Или пятьдесят. Тогда ты станешь настоящей оперной певицей. Как положено. А то тебя сейчас и на сцене-то не видно.
— Меня — не видно?!
— Конечно. Ты разве не заметила — все зрители на нашем спектакле были с биноклями!
— Заметила. Ну и что?
— Это они пытались разглядеть: где Изольда? Где Изольда? Так и не разглядели. Решили, что это я один пою двумя голосами: мужским и женским.
— A-а, понятно. Зато на пресс-конференции что-то тебя не было видно. Наверное, ты так устал петь двумя голосами, что от перенапряжения слишком похудел.
Алваро внезапно помрачнел. Его игривое настроение куда-то испарилось. Он отставил чашку в сторону и серьезно попросил, глядя Лус в глаза:
Лус пожалуйста. Я очень тебя прошу, никогда не договаривай со мной ни о каких пресс-конференциях, интервью и вообще о журналистах. Я этого не выношу.
— Извини, — сказала Лус. — Больше не буду. Уже второй раз ты сердишься на меня, когда мы касаемся этой темы.
—О, не на тебя, Лусита! Разве я могу на тебя сердиться?
И он замолчал, сжав рута в кулаки.