Возвращение Дикой Розы

Лус вдруг стало невыносимо жалко и его, и себя. Неужели и правда они вот так расстанутся — и все? Ведь только Алваро потеряет Лус, но и она его — тоже! А у нее много лет жизни ни с кем не складывалось такого взаимопонимания, как с ним!

Лучше бы они вовсе не встречались, тогда не было бы этого щемящего чувства потери!

Выходит, Алваро просто случайный попутчик! Встретились и разошлись?

А может быть, именно поэтому между ними и возникло такое тепло и доверие? Не так ли в поезде люди раскрываются друг перед другом, зная, что никогда не встретятся вновь? 

 Нет, это невозможно! Это было бы слишком жестоко!

— Алваро! — сказала она. — А все-таки: почему ты так уверен, что оттолкнула бы тебя?

— Не знаю почему. Но чувствую, что это было бы именно так. Может быть, из-за моего цвета кожи...

— О Господи! Ты с ума сошел! Я же мексиканка, а у нас, как и в Бразилии, все расы перемешаны: европейцы, индейцы, негры! Какое это имеет значение! 

— Но, согласись, я не ошибаюсь: какой-то барьер стоит между нами. Возможно, твоя семья...

Лус помедлила. Рассказать ему все? Поймет ли он? Да он непременно поймет. Может быть, это единственный человек на свете, который ее поймет.

— Нет, это не моя семья, — с трудом проговорила она. — Не муж. Пабло очень хороший, но... Понимаешь, если бы мы не были женаты, я бы с удовольствием оттолкнула и его... Я бы отталкивала его каждую ночь! Собственно, это я и делаю в последнее время. Просто я...

Лус залилась краской и отвернулась, чтобы Алваро не видел ее лица.

— Просто я боюсь мужчин! — выпалила наконец она.

Алваро положил ей руку на плечо. Рука была тяжелой и горячей. От нее исходил покой. Лус ощутила безмолвную поддержку и была благодарна за это. Хорошо, что Алваро не произнес ни слова, иначе она замкнулась бы и не смогла продолжать свою исповедь.

— Мой первый мужчина... Он оказался трусом и подлецом. А я была влюблена в него и никак этого не ожидала... Это было отвратительно!

Зрачки Лус расширились.

Она застонала.

И будто сквозь пелену услышала ласковый голос Алваро Диаса:

— Бедная моя, хорошая моя Лус!

Бразилец стоял перед ней глядя ей в глаза, но Лус казалось, что он заглядывает гораздо глубже — в самую душу.

И ее душа начала отогреваться.

— Теперь ты понимаешь? — спросила она.

Если бы ты знала, как хорошо я тебя понимаю! В нашей семье произошла подобная история. Только она закончилась еще более трагично... — ответил он.

Лус почувствовала, что рука Алваро непроизвольно впилась в ее плечо. Ей стало больно — и это окончательно привело ее в чувство.

Лус осознала вдруг, что теперь пришло ее время быть исповедником и утешителем. Она чувствовала: Алваро плохо, ему требуется помощь.

— Расскажи мне все, — попросила она. — Умоляю тебя, расскажи, тебе станет легче!

— Моя сестра, — начал бразилец. — Ты знаешь, ведь мой отец — белый, и у моей сестры Эммы был светлый цвет кожи — лишь слегка смуглый, золотистый. А как она пела! Не обижайся, Лусита, но голос у нее был не хуже твоего. За ней ухаживал мой друг. Вернее, за ней ухаживали все парни. Все были влюблены в нее! Но Эмма-то любила моего друга. Они собирались пожениться.

Алваро наконец отпустил плечо Лус и стал нервно ходить взад-вперед по гостиничному номеру, натыкаясь то на стол, то на кресло.

— Вот посмотри! — сказал он и достал из бумажника фотографию.

Лус осторожно взяла снимок из его дрожащих рук.

На нее смотрело лицо совсем юной девушки в школьном платьице с кружевным воротничком.

Необычное, яркое лицо: огромные черные негритянские глаза, пухлые, чуть вывернутые губы, и при этом точеный европейский нос и светлая матовая кожа. Девушка доверчиво улыбалась, не ожидая от жизни ничего плохого.

— Видишь, Лусита, какая она была, — наша Эмма! — Диас забрал фотографию и осторожно, чтобы не помять, вложил ее обратно в бумажник.

— Была? — переспросила Лус.

— Ее нет больше! Она ушла! Ушла из этой жизни по собственной воле, не пережив позора! Ох...

Он прикоснулся к запястью Лус:

— Ты молодец. Ты держишься. Ты сильная. А она... она не смогла. И в какой момент это произошло! Уже был назначен день свадьбы. Уже платье ей сшили. Белое, с кружевами, все в оборках... И мы, родственники, и ее однокурсники уже готовили свадебные подарки: она была студенткой консерватории. Она могла бы быть так счастлива!

— Говори же, говори, не останавливайся! — почти закричала Лус, понимая, что ему необходимо выплеснуть все, что наболело.

— И тут появился этот подлец, этот журналист-иностранец. Он хотел, видите ли, написать репортаж... Эмма прибежала такая радостная, сказала, что у нее будут брать интервью. Я до сих пор помню это название: «Будущее бразильской сцены». Она хотела принарядиться и уже опаздывала. Никого, кроме меня, дома не было, а она не успевала, и я сам — сам! — прогладил ей помятую блузку. Ты представляешь, я сам помог ей собраться туда!

— Ну и...