— Нет, ты подумай, о чем ты говоришь? — Гонсалес даже на миг избавился от привычки поминутно цитировать Священное писание. — Какая Куэрнавака! Какая Гвадалахара! Где ты жила раньше, когда была сопливой девчонкой? На что ты могла надеяться? А теперь ты вернешься туда с деньгами!
— Как хотите, — смотря Гонсалесу прямо в глаза, ответила Рита. — А мне кажется, что ваша репутация, как проповедника стоит немного дороже. Ты ведь очень дорожишь ею, не так ли, Вил? — Она внезапно перешла на «ты».
От такой фамильярности Гонсалес буквально позеленел. Чего добивается эта девчонка? Он решил немного подождать, ожидая, что Рита образумится. Но время шло, а она стояла на своем. Более того, она начала грозить ему громким скандалом. Это могло привести к самым непредсказуемым последствиям. Проповедник начал нервничать. Ему совершенно не хотелось привлекать внимание общественности к своей личной жизни. Мало ли что тогда может выплыть на свет.
От выступлений Риту освободили. Прихожанам Гонсалес объявил, что она серьезно заболела. Да и как она могла бы выходить на всеобщее обозрение с округлившимся (пока, правда, едва заметно) животиком?
Придется действительно ее припугнуть, — сказало» Джону Адамсу, когда они в очередной раз обсуждали сложившуюся ситуацию. — Вы сможете это сделать?
— Смогу, — бесстрастно ответил Адамс, причем его постное лицо никак не изменило своего выражения.
В назначенный день Гонсалес специально уехал по делам, оставив Джона Адамса наедине с Ритой в шикарных многокомнатных апартаментах, которые проповедник снимал вместе со своими помощниками. Он не желал знать, как именно собирается Адамс выполнить свою миссию, но, вернувшись вечером, застал Риту в слезах. Никаких следов насилия на ней не было — таково было первейшее требование проповедника, но лицо девушки совершенно вспухло от слез, так что от ее красоты не осталось и следа.
— Он зверь! — крикнула Рита. — Ты нарочно оставил меня с ним. Значит, ты такой же зверь, как и он!
— Тише, дорогая, — с довольной улыбкой ответил Гонсалес. — Лучше подумай теперь о своем поведении. Ведь ты не хочешь, а то я могу отправить вас куда-нибудь вместе...
Он лег спать успокоенный, решив, что не сейчас, так после следующей порции внушений Рита непременно согласится вернуться к себе домой. Он и предположить не мог, что произойдет то, что произошло.
Утром Гонсалес пошел проведать своего «ангелочка» и увидел, что девушки нет. Постель даже не была смята. Рита исчезла.
Участников оперного Фестиваля пяти континентов поселили в гостинице в самом центре Вены, на Рингштассе, неподалеку от ратуши и здания парламента.
До Государственной оперы было рукой подать, и дорога на репетиции и спектакли занимала считанные минуты. Это позволяло выкроить больше времени для прогулок по Вене, что очень радовало Лус.
Во время этих прогулок по австрийской столице она отдыхала душой. Без сомнения, это был один из красивейших городов Европы.
Цельность архитектурной композиции города, его обширные ансамбли, стройные, изящные здания, парки, обилие памятников и скульптурных групп восхищали ее.
А особенно ей пришлись по душе фонтаны. Они попадались буквально на каждом шагу — большие и маленькие, роскошные и скромные. В журчании их хрустальных струй Лусите слышалась музыка.
В каждом из фонтанов она обязательно старалась намочить руки или умыть лицо — ей казалось, что таким образом она приобщается в самому духу венской классической музыкальной школы.
С Алваро Диасом они были заняты в одних и тех же спектаклях, а потому он часто составлял ей компанию в этих неторопливых прогулках.
В обществе бразильского певца Лус чувствовала себя спокойно и уверенно. Обычно он галантно предлагал ей руку и они пешком отправлялись куда глаза глядят, отказываясь от организованных экскурсий, на которые уезжали в автобусе остальные участники фестиваля.
И они, куда бы ни свернули наугад, обязательно натыкались на что-нибудь чудесное, интересное и притом обязательно музыкальное. Таков уж этот звучащий город — Вена.
Так, они вдруг вышли однажды к собору святого Стефана с его смешанной романско-готической архитектурой.
Они зашли под своды собора послушать мессу.
Алваро, который обычно не сводил с Лус восхищенного взгляда, вдруг позабыл про нее, замкнулся в себе и стал истово о чем-то молиться.
Лус даже почувствовала слабенький, но ядовитый укол ревности. К кому ревновала она? К Спасителю? К святым? Непонятно и глупо.
И все же ей хотелось, чтобы этот темнокожий гигант смотрел на нее непрерывно, ежеминутно!
Зачем? Уж не влюблена ли она?
Или в ней опять говорит лишь женское тщеславие?
Как бы то ни было, а они с Алваро Диасом очень сблизились за эти несколько дней, проведенных в Вене
У них было много общего. Часто они без слов понимали друг друга. Они могли, например, одновременно засмеяться над чем-то, что остальным людям казалось вовсе не смешным. И, надо сказать, здесь, в Австрии, Лус смеялась гораздо чаще, чем дома. Не Алваро ли тому причиной?