Возвращение к легенде

Командир дивизии понял эти слова как упрек себе. Худой, сутуловатый, он ссутулился еще больше. На левой щеке у него была шишка величиной с орех, она подрагивала. Тонкие длинные пальцы нервно барабанили по колену.

В комнату вошел генерал Снегов. Все встали.

— Садитесь, товарищи.

Он прошел к столу вместе с начальником штаба и комиссаром, взял у адъютанта молоток и гвозди и начал неторопливо развешивать на стене карту. Орленко внимательно наблюдал за ним. Казалось, этот человек единственный из присутствующих, который остался, по крайней мере внешне, таким же, каким был всегда: чисто выбритым, подтянутым, аккуратным. Секретарь горкома знал его не очень хорошо: штаб корпуса перевели в Перемышль всего каких-нибудь два месяца назад. Говорили, что комкор вежлив, но суховат и слишком уж невозмутим. Но сейчас эта невозмутимость генерала действовала успокаивающе.

— Приготовьте свои карты, — сказал он. — Прошу доложить обстановку. Товарищ Тарутин, начнем с вас.

Начальник погранотряда встал. Генерал слушал его, не перебивая, и лишь изредка кивал начальнику штаба, чтобы тот отмечал данные на карте. Тарутин говорил четко, короткими рублеными фразами:

— Противник впервые прорвался на флангах городской заставы: севернее водокачки и в районе парка… Прикрывающих сил не было: всех пришлось послать на защиту границы… К 12.00 противник овладел мостом и вскоре занял центр города… Под угрозой окружения я дал приказ об отходе… На левом фланге, у села Пралковцы, был временно организован новый рубеж с целью оттянуть силы противника и помочь отходу основной группы, а также эвакуации раненых… В настоящее время положение следующее. Заставы 1-й комендатуры (крайний северный фланг) смяты немецкими танками, сведений о ней нет… 2-я комендатура после упорной обороны и ряда контратак тоже отошла и закрепилась на рубеже, примерно в 10—12 километрах от границы… 3-я комендатура, обратив в бегство два вражеских батальона — обычной пехоты и войск СС, тоже под угрозой окружения с флангов несколько оттянулась назад… 4-я комендатура капитана Дьячкова, как я уже докладывал, вместе с отрядом городского ополчения до полудня обороняла город, а затем по моему приказу отошла, имея в своем составе подразделения обслуживания и часть штаба погранотряда… На участке 5-й комендатуры противник активности не проявлял… Таким образом, погранотряд имеет сейчас четыре комендатуры… Точных сведений о потерях еще нет, но полагаю, что в строю не меньше двух третей личного состава… Жалею, что мой заместитель по политчасти в отпуске… Однако моральное состояние бойцов и командиров хорошее, к дальнейшему бою готовы.

Тарутин сел. Лицо его было бледным, на лбу блестели капельки пота.

«Так вот зачем он заставил нас окапываться там, в поле… — подумал Орленко. — Сколько же у него осталось людей? Наверно, человек восемьсот. И наших сотни полторы… Не так уж мало!» Слушая других командиров, секретарь горкома постепенно успокаивался. Большинство подразделений, кроме укрепрайонцев и полка майора Хмельницкого, людских потерь почти не имели и тоже рвались в бой. «А ведь город еще можно вернуть».

Он вздрогнул: ему показалось, что генерал прочитал его мысль.

— Мы только что подучили приказ о контрнаступлении. Посмотрим, сумеем ли мы его осуществить.

Спокойно, словно не замечая всеобщего оживления, генерал подошел к карте.

— Что мы имеем у себя, нам известно. Теперь послушайте данные о противнике, хотя предупреждаю: некоторые из них весьма приблизительные и их еще надо уточнить. Поэтому придется говорить, исходя в основном из показаний пленных… — Он взял со стола карандаш. — Так вот, против нас действуют около двух немецких дивизий: 101-я легкопехотная и примерно два полка 257-й пехотной дивизии — кстати, это старая, кадровая дивизия, которая год назад одной из первых вступила в Париж…

Короче говоря, у противника в полтора раза больше солдат, чем у нас. Пехоту поддерживают тяжелые танки и авиация, которых у нас нет… Пока нет. Некоторые пленные утверждают, что на той стороне Сана, вот здесь, на их левом фланге, курсирует какой-то сверхмощный бронепоезд. Это все или почти все. — Генерал посмотрел на снова притихших людей. — Много? Да, много. Но практически соотношение на сегодняшний день уже изменилось, причем в нашу пользу. Он обернулся к комиссару. — Вы подсчитали потери противника, Владимир Иванович?

— Да, — живо откликнулся Петрин. — Всего, по сводкам, получается около тысячи солдат и офицеров.