Возвращение к легенде

И они зашагали, уже не оглядываясь.

Шестьдесят километров прошли за двенадцать часов.

Когда отряд вышел к долгожданным Рудкам и был объявлен привал, люди уже не думали ни о чем, кроме сна. Но спать не пришлось. Примчался на взмыленной лошади посыльный от Тарутина и сказал, чтобы весь батальон немедленно снимался с места и выступал по направлению к Комарно, где находился штаб. Зачем, почему такая спешка — никто не успел спросить, посыльный тут же умчался обратно. Командиры рот бросились расталкивать спящих, и люди поднимались, шатаясь и матерясь, строились в колонну. Тревожно ржали лошади, скрипели повозки, стонали раненые. Орленко, шагая в сгущающейся темноте, с трудом поспевал за молодыми бойцами. Но и те еле шли. Кто-то, увидев в стороне от дороги одинокий хутор, в окне которого теплой звездочкой светился огонек, сонно пробормотал: «Там живут!» Орленко нехотя улыбнулся: как все в этом мире относительно — и горе и счастье. Еще совсем недавно вот в такой поздний час он сидел дома, в уютной квартире, за заботливо накрытым столом или валялся с книгой на мягкой тахте и воспринимал это как должное. А сейчас он готов был отдать полжизни за несколько часов сна на каком-нибудь сеновале… Он отогнал эти мысли. То, прошлое, осталось уже навсегда позади. Теперь он был боец, такой же, как все, кто шел вместе с ним. И надо было идти. Идти, идти и идти!

В Комарно они пришли ночью. «Молодцы!» — похвалил Тарутин и пригласил командиров в хату.

— Ну, как твои ополченцы, — спросил он у Орленко, — не отстали?

Он пытался бодриться, но его выдавало лицо: под глазами синели круги, губы словно выцвели и потрескались.

«Постарел он за эти три дня», — отметил Орленко.

— Вот молоко — пейте, водки не дам. Курите, — начальник погранотряда показал на кринку с молоком, выдал каждому по пачке «Казбека» и стал объяснять обстановку.

То, чего опасался генерал Снегов, случилось: немцы, прорвав наш последний заслон на севере от Перемышля, вышли на Львов. В связи с этим возникла еще большая опасность: мотомехчасти противника продвигаются по магистрали гораздо быстрее, чем наша пехота, а значит, 99-й дивизии и штабу корпуса угрожает окружение. С севера их прикрывают только пограничники. Единственная возможность спасти наши основные силы от разгрома — это дать бой немцам здесь же, на подступах ко Львову, и тем самым задержать их, помочь пехотинцам пройти вперед, к старой границе, где, по имеющимся сведениям, две или три наши отступающие армии должны организовать оборону на широком фронте и, наконец, остановить врага…

«Окружение! Так вот на что намекал Петрин!» — вспомнил Орленко свой последний разговор с комиссаром корпуса. Он зажмурился, пытаясь представить, что ожидает сейчас бойцов, только что совершивших бросок почти в восемьдесят километров. А что будет с ранеными?

— …Любой ценой, вы понимаете? — как в тумане, уловил он конец фразы.

— Понимаем, — глухо отозвался Поливода.

Остальные командиры молчали.

— А раз понимаете — встать! — повысил голос Тарутин. — И немедленно за работу. Раненых отправим вперед, всем остальным — копать. К рассвету рубеж должен быть готов. — Он повернулся к стоящему за ним начальнику штаба. — Лопаты у жителей собраны?

— Так точно.

— Раздайте их бойцам, у кого нет. А две оставьте — себе и мне. Все.

Теперь людей держала на ногах только злость — на себя, на немцев, на вдруг заморосивший дождь, на вязкую глину, которая прилипала к сапогам и лопатам… Спать уже не хотелось. Не хотелось ни есть, ни курить, ни думать. Хотелось боя: бить, кромсать, убивать этих гадов. Убивать — за боль, за усталость, за все…

Рубеж был открыт на северо-западной стороне Комарно, на горе, в садах. Остро пахло мокрой смородиной. Над головами свисали тяжелые ветки, осыпанные недозрелыми яблоками. Сквозь чащу листьев на засиневшем, умытом перед зарей небе догорали звезды. В брошенных хозяевами сараях голосили петухи, кудахтали куры. Начинался еще один день…

Вернулись разведчики, доложили: головная колонна немецких танков прошла на северо-восток, ко Львову, за ней беспрерывным потоком следуют машины с солдатами.

— А боевое охранение у них есть? — спросил Тарутин.

— Есть. Вдоль дороги, по проселкам шныряют мотоциклисты. Замечен также отряд танкеток.

Начальник погранотряда присел в окопе, пошарил фонариком по карте.

— Эх, повернули бы они сюда, в лощину…

Он не успел договорить. Снизу, из-под горы, в небо взлетела ракета и, описав дугу, упала по ту сторону села.

— Ну вот, на ловца и зверь бежит! — снова услышал Орленко веселый голос Тарутина. — Хотят девяносто девятую с фланга ударить. Сейчас будут здесь.

И точно. Не прошло и получаса, как послышался гул моторов. Замигали огни фар. Стаями они сползали с окрестных холмов и скапливались в долине. Казалось, что внизу, в черной впадине, среди лозняка и травы растет, мерцает и шевелится какое-то светящееся чудовище…