Возвращение на родину

Охряник показал локтем на небольшую лощину, в которой красноствольные кусты ежевики так разрослись вверх и вширь, что заполняли ее всю, словно лесная чаща. Ежевика, хотя и немилосердная, когда к ней прикасаешься, бывает добрым другом для тех, кому ранней зимой нужен кров, так как из всех кустов и деревьев она последней сбрасывает листву. Средь путаных клубков и кружевных узоров ежевичных ветвей проглядывала крыша и труба фургона.

— Все еще остаетесь в этих местах? — уже с большим интересом спросила она.

— Да, у меня здесь дело.

— Но вряд ли связанное с продажей охры?

— Никакого отношения к этому не имеет.

— Оно имеет отношение к мисс Ибрайт?

Ее лицо как будто предлагало ему вооруженный мир, и он ответил, не скрываясь:

— Да, это из-за нее.

— Ну да, вы ведь скоро на ней женитесь?

Венн покраснел так, что и под налетом охры это было заметно.

— Не смейтесь надо мной, мисс Вэй, — сказал он.

— Значит, это неправда?

— Конечно, неправда.

Теперь Юстасия окончательно убедилась, что для миссис Ибрайт охряник был всего лишь средством на крайний случай, а сам он, по-видимому, даже не подозревал об отведенной ему жалкой роли.

— А мне почему-то так казалось, — проговорила она равнодушно и хотела уже идти, как вдруг, поглядев направо, она увидела слишком хорошо знакомую мужскую фигуру, пробиравшуюся по извивам тропы, которая должна была вывести его на пригорок, где стояла Юстасия. Сейчас, на повороте тропинки, он был к ним спиной. Она быстро оглянулась: был только один способ ускользнуть от встречи с ним. Повернувшись к Венну, она сказала:

— Вы не разрешите мне отдохнуть несколько минут в вашем фургоне? На обочине сейчас сыро сидеть.

— Сделайте одолжение, мисс. Сейчас освобожу вам местечко.

Следом за ним она обогнула ежевичную заросль, за которой притаился его дом на колесах; Венн поднялся по лесенке и поставил у самой двери свою трехногую табуретку.

— Лучшего ничего не могу вам предложить, — сказал он, спускаясь из фургона, и, выйдя из зарослей, снова задымил трубкой, расхаживая взад-вперед по тропе.

Юстасия одним прыжком очутилась в фургоне и присела на табуретку; теперь ее нельзя было увидеть с дороги. Скоро она услышала шорох еще других шагов, кроме шагов охряника, потом не слишком дружелюбное: «Добрый день», произнесенное обоими мужчинами, когда они разминулись на тропе, потом затихающий шелест шагов одного из них. Она выглянула сколько могла дальше из двери и увидела удаляющуюся спину и плечи — и неизвестно почему душу ей вдруг резнуло горем. Это было то болезненное чувство, которым разлюбившее сердце, если в нем есть хоть капля великодушия, всегда отзывается на нежданную встречу с некогда любимым и потом отвергнутым.

Когда Юстасия вышла из зарослей с намерением продолжать путь, охряник подошел к ней.

— Это мистер Уайлдив сейчас тут проходил, мисс, — сказал он медленно, явно ожидая, что она будет раздосадована тем, что как раз в это время была скрыта от людских глаз.

— Да, я видела, как он поднимался по холму, — ответила Юстасия. — А почему вы мне это говорите?

Это был смелый вопрос, если вспомнить, что охряник знал о ее прежних чувствах к Уайлдиву, но Юстасия не привыкла, чтобы ее судили; ее отчужденная манера держаться обычно замыкала уста тех, кого она не считала себе равными.

— Я рад, что вы можете спрашивать об этом, — без обиняков ответил охряник. — И, кстати сказать, оно сходится с тем, что я видел вчера вечером.

— А… что вы видели? — Ей хотелось уйти, но хотелось и узнать.

— Мистер Уайлдив вчера долго ждал одну молодую девицу, а она так и не пришла.

— Вы, по-видимому, тоже долго ждали?

— Да, я всегда там жду. Я был рад, что у него не вышло. Сегодня он опять туда придет.

— И опять ничего не выйдет. Сказать вам правду, эта молодая девица не только не хочет мешать свадьбе Томазин и мистера Уайлдива, но даже готова всячески ей содействовать.

Это признание до крайности удивило Венна, но он ничем этого не показал. Мы легко проявляем удивление, когда услышанное всего на шаг отстоит от ожидаемого, но невольно настораживаемся, когда оно знаменует какой-то совсем новый поворот пути.

— Вот как, мисс, — сказал он.

— Откуда вы знаете, что мистер Уайлдив сегодня опять придет к Дождевому кургану?

— Я слышал, как он буркнул это себе под нос. Он был очень сердит.

На мгновение обычная сдержанность изменила Юстасии; она подняла к Венну свои глубокие темные глаза и взволнованно проговорила:

— Сама не знаю, что мне делать. Не хочется быть с ним грубой, но я не хочу больше его видеть. А у меня есть несколько вещиц, которые надо ему вернуть.

— Когда б вы согласились послать их ему со мной, ну и записочку, что, мол, между вами все кончено и не надо больше никаких объяснений, так я передам и никто не узнает. Тут уж надо прямо говорить, по-честному.

— Хорошо, — сказала Юстасия. — Подойдем поближе к моему дому, и я вам их вынесу.