Вся эта разнообразная публика охотно участвовала в ночной жизни огромного города – их, как ночных бабочек, влекли к себе неоновые рекламы казино и баров, музыка, доносящаяся из распахнутых дверей различных увеселительных заведений, кричащие афиши круглосуточных кинотеатров и шикарных ресторанов, где не гнушались выступать актеры с известными именами. Легко нажитые одной удачной сделкой барыши так же легко таяли за одну разгульную ночь.
Все это Ощепковы увидят не раз во время своего пребывания в Китае, а пока с вокзала – в английский сектор, в коммерческую гостиницу, где, как предупредил Геккер, им были уже заказаны места.
Коммерческая гостиница оказалась большим двух этажным каменным домом, окруженным каменной галереей, выходившей в сад. Камины, жалюзи на окнах… Казалось, время здесь остановилось на эпохе английской королевы Виктории – в девятнадцатом веке.
Но был и другой город: недаром на Руси долго называли «шанхаями» разные самостийно возникшие поселки с хибарами, сколоченными кое-как из подручного материала и населенными людьми, с которыми, по большей части, лучше было не встречаться с наступлением темного времени суток. Здесь, в китайском Шанхае, это были кварталы, населенные рабочими, поденщиками, мелкими уличными торговцами и разным пестрым людом, который обычно обитает в припортовых районах.
Уже на следующий день Ощепковы запланировали деловые встречи. Шанхай считался центром возникновения и развития молодого китайского кино. Предстояло прежде всего знакомство с состоянием дел в местном кинобизнесе: нужно было выяснить, можно ли, в принципе, и на каких условиях закупить у здешней китайской фирмы достаточно кассовый европейский фильм с тем, чтобы затем за определенную долю прибыли организовать его прокат в Японии.
Когда начались деловые переговоры о покупке кинофильма, оказались весьма к месту и советы Геккера, и переводческая помощь Марии. Они договорились, что Василию лучше не показывать будущим деловым партнерам свое знание китайского: так будет легче разобраться в их истинных намерениях и заключить наиболее выгодную сделку. И снова, уже в который раз, Василий подивился многоликости своей юной помощницы: куда девались наигранная капризность и, казалось бы, врожденная привычка насмешничать!
Скромная маленькая переводчица умела, откланявшись со сложенными ладошками, совершенно стушеваться, стать незаметной, и только в ее русских переводах с китайского могли чуть слышно прозвучать для Василия и предупреждения, и подсказки ответов. Она ничего лишнего не говорила, просто иногда переспрашивала ту или иную фразу. Но при повторении эта фраза звучала из ее уст именно так, как ее лучше было бы произнести. И Василий соглашался: да, его поняли именно так.
Свободное время они старались проводить на воздухе и по взаимной договоренности в эти минуты не говорили о работе. Зима казалась как-то не к лицу здешним местам – небо голубое, как в тропиках, зелень была свежа, многие цветы ни за что не соглашались завянуть.
Геккер на прощанье посоветовал Василию показать Маше шанхайский парк Ююань – «Сад радости», созданный еще в пятнадцатом веке. По легенде, некий чиновник Пань хотел порадовать своих родителей, которым почтенный возраст не позволял побывать в Пекине и полюбоваться императорским дворцом. Любящий сын поставил в самом центре Шанхая копию императорского дворца и сада с чайным павильоном, который расположен посредине небольшого озера. Павильон соединяет с берегом уникальный мостик с девятью изгибами.
Правда, Пань столкнулся с одной непредвиденной трудностью: в императорском саду были изображения драконов – символа императорской власти. Его шанхайской копии драконы не полагались по статусу. Тогда строители поставили в саду Паня четырехпалых, а не пятипалых драконов – вроде и такие же драконы, а не императорские!
Обо всем этом Ощепковым рассказал за несколько юаней проводник, который, однако, скоро заметил, что посетители не слишком вслушиваются в его болтовню, раскланялся и исчез, пятясь задом. Эта пара умела смотреть и любоваться молча – ведь только так, в тишине и созерцании, постигалась радость, которую дарил сад Ююань.
И в эти минуты безмолвной прогулки они оба, как возле храма Неба, снова почувствовали, что им хорошо друг с другом. Маленькая ладошка Марии тепло и доверчиво лежала на сильной руке спутника. И, как в ранней юности другую Машеньку – Марико, – Василию хотелось оберегать ее, защищать от неведомых бед и спасать от неизвестных опасностей…
Интересно было побродить по французскому сектору: по красивой улице Кардинал Мерсье, мимо белого здания Французского клуба, мимо многоэтажного отеля, примыкавшего к ограде клубного сада. На узкой улочке Поль-Анри приютился православный собор. Они зашли сюда и обнаружили, что, несмотря на будничный день, здесь много народа: как обычно, темнеют платки богомольных старушек; то тут, то там светятся благородные седины коротко стриженных под бобрик бывших белых офицеров.