Читаем Возвратный тоталитаризм. Том 2 полностью

Доверие – один из центральных моментов конституции социальных отношений: личных, внутригрупповых или институциональных. Попытки свести доверие к сугубо рациональному взвешиванию (исходя из теории «rational choice

») надежности партнера в том или ином социальном отношении, как это делается в современных социально-экономических концепциях институционального поведения, представляются мне крайне ограниченными, поскольку в таких подходах не принимается во внимание разная природа «доверия», разный субъективно полагаемый смысл, вкладываемый действующими в доверительные отношения или отношения доверия. Уже то, что ни одно социальное образование, то есть ни одна структура повторяющегося социального взаимодействия (в экономике, медицине, науке, коммуникациях, транспорте, политике, полиции, похоронном деле и т. п.) не обходится без этого компонента, указывает на то, что в разных ситуациях индивидуального или группового взаимодействия (взаимодействия внутри социальных институтов и межинституциональных связей) мы сталкиваемся с разными основаниями и характеристиками «доверия». Язык в повседневности схватывает лишь «функцию» этих отношений, и это правильно, маркируя, нормативно квалифицируя этим словом те отношения, которые определяются, характеризуются в качестве «доверительных» или «достойных доверия». (Здесь важно исходное значение слова «характер»: печать, стало быть, придание предполагаемому взаимодействию клейма определенного достоинства или качества, ценности, источник которых лежит вне плоскости семантики самого взаимодействия.) Доверие – это всегда санкция или освящение одного какого-то социального отношения авторитетом или значением других отношений, причем маркирующее значение должно быть взято принципиально из других сфер (институциональных, групповых, трансцендентальных по своему статусу в отношении к описываемой структуре взаимодействия или трансцендентных – религиозных, метафизических, культурных и т. п.). Доверие в этом плане – отношения, родственные дару (в смысле М. Мосса). Это обмен символами из разных сфер, придание более высокого значения взаимодействию, бедному смыслом. Благодаря обмену доверием (его знаками – аффектами или символами) происходит интеграция социальных институтов. «Доверие» – это знак присутствия в системах значений одной, данной сферы отношений (медицины, права, политики, экономики, транспорта и др.) значений других подсистем институциональной системы в целом. Поэтому любая сфера институциональной регуляции содержит компоненты и символы «доверия»: в здравоохранении доверие врачу и лекарствам, в экономике – партнерам и учреждениям, в праве – духу законности и судье как исполнителю правосудия, в образовательных учреждениях – учителю, в науке – получаемому знанию и компетенции ученого, в армии – командиру, во власти – политическому лидеру партии, демагогу, держателю авторитета и т. п.

Доверие включает три содержательных момента, определяющих оценку ситуации и характера предполагаемого поведения партнера, а значит, и самого взаимодействия: 1. интегральное (ценностное) определение мотивации «другого» – партнера действующего, основанное на чувстве солидарности и полагаемой общности разделяемых норм и принципов (включая и этические представления, обычаи, предполагаемые реакции социального окружения на нарушении норм и другие групповые конвенции); 2. оценка вероятности предполагаемого поведения «других», вытекающего из институциональной упорядоченности регулярных действий, являющихся предметом деятельности этого института; 3. расчет на выраженные или предполагаемые интересы партнера, шансы или вероятность взаимных ожидаемых эффектов и результатов, основанных на предшествующем опыте подобных взаимодействий и рациональности структуры действия, самого действующего и его партнера.

Доверие усиливается по мере повышения коллективной сплоченности, регулярности и упорядоченности поведения – от индивидуальных сделок или договоров к альянсам и групповым конвенциям, а далее – к институциональным формам поведения. Предсказуемость институционального поведения в общем и целом гораздо выше, чем группового и тем более – индивидуального, но только в том случае, если структуры формального и неформального взаимодействия не расходятся и не оказываются в конкурентных отношениях друг с другом или не образуют латентные дисфункциональные системы, когда один контур отношений может существовать только за счет другого. Мы доверяем надежности железнодорожного расписания или регулярности движения поездов метро в большей степени, нежели обещаниям придти «точно вовремя» наших близких, коллег или друзей, поскольку социальное взаимодействие (поездка в метро) гораздо проще и технически детерминировано, нежели всегда более сложные по составу и привходящим мотивам отношения с близкими и знакомыми.

Перейти на страницу:

Все книги серии Либерал.RU

XX век: проработка прошлого. Практики переходного правосудия и политика памяти в бывших диктатурах. Германия, Россия, страны Центральной и Восточной
XX век: проработка прошлого. Практики переходного правосудия и политика памяти в бывших диктатурах. Германия, Россия, страны Центральной и Восточной

Бывают редкие моменты, когда в цивилизационном процессе наступает, как говорят немцы, Stunde Null, нулевой час – время, когда история может начаться заново. В XX веке такое время наступало не раз при крушении казавшихся незыблемыми диктатур. Так, возможность начать с чистого листа появилась у Германии в 1945‐м; у стран соцлагеря в 1989‐м и далее – у республик Советского Союза, в том числе у России, в 1990–1991 годах. Однако в разных странах падение репрессивных режимов привело к весьма различным результатам. Почему одни попытки подвести черту под тоталитарным прошлым и восстановить верховенство права оказались успешными, а другие – нет? Какие социальные и правовые институты и процедуры становились залогом успеха? Как специфика исторического, культурного, общественного контекста повлияла на траекторию развития общества? И почему сегодня «непроработанное» прошлое возвращается, особенно в России, в форме политической реакции? Ответы на эти вопросы ищет в своем исследовании Евгения Лёзина – политолог, научный сотрудник Центра современной истории в Потсдаме.

Евгения Лёзина

Политика / Учебная и научная литература / Образование и наука
Возвратный тоталитаризм. Том 1
Возвратный тоталитаризм. Том 1

Почему в России не получилась демократия и обществу не удалось установить контроль над властными элитами? Статьи Л. Гудкова, вошедшие в книгу «Возвратный тоталитаризм», объединены поисками ответа на этот фундаментальный вопрос. Для того, чтобы выявить причины, которые не дают стране освободиться от тоталитарного прошлого, автор рассматривает множество факторов, формирующих массовое сознание. Традиции государственного насилия, массовый аморализм (или – мораль приспособленчества), воспроизводство имперского и милитаристского «исторического сознания», импульсы контрмодернизации – вот неполный список проблем, попадающих в поле зрения Л. Гудкова. Опираясь на многочисленные материалы исследований, которые ведет Левада-Центр с конца 1980-х годов, автор предлагает теоретические схемы и аналитические конструкции, которые отвечают реальной общественно-политической ситуации. Статьи, из которых составлена книга, написаны в период с 2009 по 2019 год и отражают динамику изменений в российском массовом сознании за последнее десятилетие. «Возвратный тоталитаризм» – это естественное продолжение работы, начатой автором в книгах «Негативная идентичность» (2004) и «Абортивная модернизация» (2011). Лев Гудков – социолог, доктор философских наук, научный руководитель Левада-Центра, главный редактор журнала «Вестник общественного мнения».

Лев Дмитриевич Гудков

Обществознание, социология / Учебная и научная литература / Образование и наука

Похожие книги

Миф машины
Миф машины

Классическое исследование патриарха американской социальной философии, историка и архитектора, чьи труды, начиная с «Культуры городов» (1938) и заканчивая «Зарисовками с натуры» (1982), оказали огромное влияние на развитие американской урбанистики и футурологии. Книга «Миф машины» впервые вышла в 1967 году и подвела итог пятилетним социологическим и искусствоведческим разысканиям Мамфорда, к тому времени уже — члена Американской академии искусств и обладателя президентской «медали свободы». В ней вводятся понятия, ставшие впоследствии обиходными в самых различных отраслях гуманитаристики: начиная от истории науки и кончая прикладной лингвистикой. В своей книге Мамфорд дает пространную и весьма экстравагантную ретроспекцию этого проекта, начиная с первобытных опытов и кончая поздним Возрождением.

Льюис Мамфорд

Обществознание, социология