ВПЗР: Великие писатели Земли Русской

Ему становилось страшно при мысли, что бабочки могут исчезнуть с лица земли. Надо защищать их! – требовал он. Набоков произносил речи в защиту любимых насекомых, – одну на французском ТВ за два года до смерти. Он там гневно обличал тех, кто виновен в истреблении бабочек – это «фермеры с их ужасными пестицидами, дорожные строители, кретины, которые на пустырях жгут старые шины и рваные матрасы…»

Бабочки: война и мир

Прежде бабочки, а уж после любовь, война, судьбы родины и т. д. и т. п. – у Набокова это выходило именно так; если, конечно, это не было бравадой и хорошей миной при плохой игре… «На тесной от душистых кустов тропинке, спускавшейся из Гаспры (Крым) к морю ранней весной 1918 года, какой-то большевицкий часовой, колченогий дурень с серьгой в одном ухе, хотел меня арестовать за то, что, дескать, сигнализирую сачком английским судам». Чуть позже в тех же краях: «Розовый дымок цветущего миндаля уже оживлял прибрежные склоны, и я давно занимался первыми бабочками, когда большевики исчезли и скромно появились немцы».

Он чуть не записался добровольцем, чуть не сменил свой пацифистский сачок на винтовку! Остановка была за малым: «…в 1918 году мечтал, что к зиме, когда покончу с энтомологическими прогулками, поступлю в Деникинскую армию и доберусь до Тамариного хуторка». Тут рейтинг, тут приоритеты расставлены: родину он мог спасать попутно, отправляясь к любимой девушке, – но и любовь была возможна только в свободное от бабочек время. «Но зима прошла – а я все еще собирался». Ни родины уж, ни Тамары – куда они все подевались? И только бабочки вечны, только они незыблемы…

И вот что же он, любопытно, опубликовал на вольном антисоветском Западе в январе 1920-го – про только что оставленный большевицкий Крым? Заметку «Я выбираю свободу»? Про зверства красных что-нибудь? Ошибаетесь, господа-товарищи, тут обошлось без плебейства. Текст, напечатанный в январе 1920-го в лондонском журнале The Entomologist, имел убийственное название, полное презрения к большевикам: «Краткие сведения о бабочках Крыма». И написан был «на основании списка (коллекция не спаслась. – И. С.

) из семидесяти семи дневных и девяти ночных бабочек, пойманных и изученных в Центральном и Южном Крыму между ноябрем 1917-го и августом 1918 г.»

Похоже, бабочки были для него мерой всех вещей. Набоков ими, бабочками, мерил мировую историю, смену эпох и вселенские катаклизмы, – да вообще все. И революция, и Гражданская, и Вторая мировая, судя по его воспоминаниям, произвели на него глубокое впечатление в основном потому, что погубили его накопления, самое дорогое – волшебных невесомых бабочек. Первая его коллекция, еще мальчишеская, погибла вместе с усадьбой в Выре, вторая сгинула на Гражданской в Крыму, третья пропала вместе с Францией в 40-м… Именно такие вехи мировой истории он расставляет! Поехали дальше, пройдемся по его научным публикациям. Вот 1941 год, весь мировой порядок под угрозой, публика волнуется. Набоков откликается на это заметкой «О некоторых азиатских экземплярах Carterocephalus». А вот лето 1943 года, мир весь в мировой войне. Что Набоков? Публикует актуальное исследование под названием «Самка неонимфы». Осень 45-го, все кончено, можно вздохнуть с облегчением. У всех победа – и у Набокова тоже! Он доводит до сведения научной общественности, что бабочку, которая ранее ошибочно называлась

Lykaena martha, настало время переименовать в Echinargus martha. Поскольку найдены неопровержимые доказательства того, что насекомое принадлежит к роду Echinargus

 – в соответствии с новой классификацией, предложенной Набоковым и с его подачи принятой мировой лепидоптерологией.

Да что политика, что страны, империи и континенты! Бери выше. «Вы можете приблизиться, насколько возможно, к этим живым созданиям и увидеть отраженный в них высший закон», – это он мог сказать только о бабочках, а больше ни о ком.

Охота

Это – утверждал он – самый благородный спорт в мире. «Одно из самых совершенных удовольствий – душной ночью открыть окно и смотреть, как ночные бабочки влетают в комнату. У каждой своя манера: одни спокойно усаживаются на стене, и сидят там, пока их не накроют коробкой, другие кружат вокруг лампы пока не упадут на стол со сломанными крыльями и обожженными глазами. Третьи мотаются по потолку», – рассказывал он в одном из своих многочисленных интервью.

Бабочек он приманивал, приваживал – своим особенным коктейлем, вот рецепт: «Бутылка выдохшегося пива, два фунта сахара, немного рома. Перед самыми сумерками чистой кисточкой надо смазать этим стволы деревьев – лучше старые, покрытые лишайником – и ждать. Они появятся ниоткуда и покажут свои красные нижние крылья, особенно яркие в свете фонаря, и лови их стаканом – начиная с самых нижних» (советы взяты из письма, датированного, кстати, августом 42-го. – И. С.).