Враги

– Жаль только, – печально говорила Анна Алексеевна, – что в нашу эпоху повторилась именно революция. Не могло что-нибудь другое – например. Возрождение, что ли. Почему мы такие неудачники? Почему именно мы должны были так страдать?

– Конечно, то, что случилось с нашей семьёй, – ужасно. Но время, в которое мы живём, очень интересно. Неужели ты не согласна, мамочка? Такие величайшие сдвиги, переоценка ценностей, а главное – борьба. Борьба двух миров, борьба политических систем.

– Борьба, борьба! – немного раздражённо бросала Анна Алексеевна. – Из-за этой борьбы мы потеряли Россию, семью, всё, что имели. Что тут такого интересного – не понимаю.

– Потеряли Россию? – восклицала Ольга. – Но зато теперь идёт борьба за неё, героическая борьба горсточки эмиграции с большевизмом. Ведь это героика, эпос, который воспевается уже сейчас многими поэтами и будет воспеваться века…

– Где она, эта борьба? Что-то не вижу, – скептически сжимала губы Анна Алексеевна.

– Как? А разве одно то, что эмиграция не сдалась, не осталась в СССР, ушла за границу, на голодную, нищенскую, бесправную жизнь – не одна из форм этой борьбы? Разве та антисоветская работа, которую эмиграция ведёт, не героическая борьба? Разве всё то, что пишется об СССР, не опаснее для него, чем пушки и танки? Что ты, мамочка! Если иностранцы так медленно идут на сближение с СССР, то разве это не результат работы эмиграции? Эта работа незаметна, может быть не очень эффектна, но она ведётся многими годами и даёт свои плоды. А террор? Разве процесс Конради не сыграл огромной роли, раскрыв, что такое СССР, и удержав тогда многие страны от признания Москвы?

– Смотри, какой ты у меня политик! – с гордостью смотрела Анна Алексеевна на загоревшиеся карие глаза дочери. – Тебе бы в парламент или в Государственную Думу…

– Нет, правда, мама… Что ты смеёшься? Почему ты думаешь, что я ничего не понимаю? Я вовсе не такая уж дура, не девочка. Я много читаю – газеты, книги, журналы. Я научилась любить Россию, ее горе соединилось в моей душе с нашим семейным несчастьем. Горе эмиграции – моё горе, ее радости – мои радости. Правда, этих радостей так мало. Сегодня в газетах опять полно о страданиях русских на восточной линии КВжд. Ужас, что там происходит! Опять хунхузы сожгли станцию, увели пленников. Сегодня Полунин написал хорошую статью об этом в «Сигнале». Ты читала?

– Да. Очень сильно. Сашенька хорошо пишет.

– Вот и он тоже. Разве он не боец с большевиками – и в прошлом, и в настоящем? Ты говоришь – борьбы нет. А разве то, что пишет Полунин, – не борьба? Ему угрожает не меньшая опасность, чем на фронте. Ведь большевики видят его работу, он им очень вредит. Он поддерживает бодрый дух у эмиграции, призывает её к борьбе, к непримиримости, он воскрешает славные страницы русского прошлого, учит молодёжь, показывает ей правильную дорогу. Разве это не борьба? Недаром большевики угрожают ему письмами, по телефону, раз даже стреляли в него. Помнишь?

– Помню, помню. Я всегда боюсь за него. Сашенька такой славный…

– И храбрый! Он очень смело пишет против большевиков. Я ему сколько раз говорила…

Что-то дрогнуло в голосе Ольги, что-то увидела в карих глазах дочери Анна Алексеевна. Она внимательно ещё раз взглянула на дочь.

– Почему это ты так заботишься о Сашеньке, а?

Ольга покраснела – густо, багрово, до слез.

– Он славный – ты же сама сказала…

VII.

Наводнения все ждали, но никто в него не верил – и пришло оно неожиданно. Сунгари грозно пухла, питаемая сажёнными валами сверху, с верховьев реки. Город опоясался слабенькими плотинами, которые прежде всего были прорваны в Фуцзядяне. Богатый китайский город с огромным населением был мгновенно затоплен прорвавшейся водой. На следующий день новыми валами с верховьев Сунгари была размыта железнодорожная насыпь, прикрывавшая деловую часть города – Пристань. В течение нескольких часов значительная часть Пристани была покрыта водой.

На следующий день вся Пристань была уже затоплена. В воде сажённой глубины очутился и пригород Харбина – Нахаловка, населённая эмигрантской беднотой. Вопль отчаяния пронёсся по городу. Бедствие принимало страшные размеры. Все обвиняли советскую администрацию КВжд: она могла вовремя принять меры по укреплению железнодорожной насыпи, через которую прорвалась вода. Но советчики только посмеивались: беда эмигрантская, так как советские служащие жили в Новом городе, который благодаря своему высокому расположению от наводнения был застрахован.