На помощь жителям затопленных районов бросились разные эмигрантские общественные и спортивные организации, японские сапёрные части, дружины добровольцев. Из затопленных районов вывозили жителей, а большинству оставшихся нужно было подвозить воду и продукты, так как магазины и лавки в этих районах не могли работать. Пристань превратилась в грязную Венецию, по улицам которой шныряли лодки, самодельные плоты и даже катера разных размеров. Сначала, пока казалось, что бедствие не будет продолжительным, жители Пристани не только не унывали, но даже веселились и радовались неожиданному развлечению, особенно, конечно, молодёжь, которая компаниями, с гармониями и балалайками, с пением, разъезжала в лодках по затопленному району, устраивая серенады под окнами знакомых квартир.
Но наводнение не прекращалось. Вся деловая жизнь замерла, продукты вздорожали. Вода на улицах, не имея стока, стала зацветать, по ней плавали трупы животных и даже людей. Вдоль улиц медленно проплывали доски, столы, кровати, ящики, всякая нищенская эмигрантская рухлядь. Несчастная эмигрантская беднота Нахаловки ютилась на чердаках, на крышах, часто голодная, замерзая сырыми ночами. Начались болезни, с новой силой вспыхнула свирепствовавшая в то лето холера. Только привычка к многолетним страданиям и железная закалённость помогли эмиграции терпеть эту новую, неожиданно свалившуюся беду.
– Анна Алексеевна! Оля! Надя! – кричал Полунин, стоя в лодке у окон первого этажа дома, где жили на Пекарной улице Анна Алексеевна с дочерьми.
Лодка тыкалась в разбитые стёкла окон, за которыми виднелась затопленная грязной, уже позеленевшей водой чья-то спальня: две хорошие кровати, туалет с большим зеркалом, шкаф. Дверцы шкафа были поломаны: кто-то торопился вытащить одежду, чтобы спасти её от ворвавшейся воды. Плавали два стула с мягкой обивкой.
– Сколько тут глубины-то? – спросил лодочника Полунин.
Лодочник не достал веслом дна.
– Как сказать? Сажени полторы будет. Утонуть проще простого. И не найдут!
На балкон дома вышла Ольга.
– Саша, вы?
– Как видите, – весело откликнулся Полунин. – Привёз вам два ведра воды, хлеба, мяса, свечей и разного прочего, что Анна Алексеевна заказывала. И газету сегодняшнюю привёз.
– Саша, вы душечка! Спасибо! Как это вы всё успеваете? И статьи писать, и газету делать, и утопающим помогать… Плывите во двор, там поднимитесь по чёрной лестнице. Мы мостки, пристань устроили. Да не вздумайте удирать: вы у нас ужинаете. Что-нибудь приготовим на примусе. Печь мама не хочет топить: боится пожара. Живём среди воды, а если случится пожар, то как тушить? Пожарные не подъедут.
– Правильно, правильно ваша мамочка рассуждает! – крикнул Полунин. – Только почему примус безопаснее – не пойму.
– Я тоже не понимаю.
Оба рассмеялись.
После весёлого ужина, во время которого Полунин рассказывал, как в этот день одна расфуфыренная, известная дама общества упала с лодки в самом центре города, на глазах многочисленных свидетелей, и во что дама превратилась, когда вылезла из грязной, зловонной воды, все вышли на балкон, взяв с собой стулья. Кругом была чернильная темнота, и только тусклый фонарь на углу бросал блики на чёрную, казавшуюся бездонной воду. Где-то слышны были всплески вёсел и женский голос, певший романс.
– Венеция, – сказала Ольга. – Романс и гондола.
– И даже голуби есть, – подхватила Надя. – У соседей на чердаке их сотни.
– А в вашей Венеции так же пахнет? – потянула носом Анна Алексеевна. Все засмеялись.
– Сегодня с верховьев Сунгари есть утешительная телеграмма, – сказал Полунин. – Вода начинает сильно спадать. Думаю, что скоро эта беда закончится. Она нанесла Харбину сильный удар – особенно русским эмигрантам. Нищета, голод, болезни, гибель имущества, разорение – вот что принесла с собою вода.
– Ну, ничего, – сказала Надя, и в ее тоне Полунин услышал насмешку. – Японцы помогут эмигрантам. Они восстановят эмигрантское благополучие. Ведь вы так на них уповаете…
– Больше всего мы уповаем на самих себя, – возразил Полунин, с удивлением взглянув на девушку. – По мере сил и возможности японцы помогают: я видел, как работали их сапёры, спасая эмигрантскую бедноту и ее имущество. Согласитесь, что они могли бы этого не делать. Во всяком случае, если мы и можем ждать какой-нибудь помощи, то скорее от них, чем от кого-либо другого. Не от советских же, разгильдяйство которых, небрежность и злая воля не предотвратили в Харбине беды.
– Ну, ждите, ждите, – уже зло сказала Надя, дёрнув плечами. – После этого они пойдут спасать Россию… ради русской эмиграции…
– Надя… – укоризненно пробормотала Анна Алексеевна.