Время и случай

Нитце, правда, быстро сообразил, в чем дело. Вообще он, конечно, был среди американцев специалистом уникального класса. Он владел любым ядерным вопросом, что называется «от и до». Без помощи экспертов, как я думаю, «дед» был в состоянии обсудить и положить на бумагу почти любую договоренность, не сделав при этом серьезных промахов и просчетов. Других таких универсальных знатоков своего дела я не встречал ни до, ни после женевских переговоров.

Нитце быстро высчитал мне «на пальцах», что на нашей стороне имеется 1080 боеголовок на ракетах, в то время как у Англии и Франции их сейчас всего 144. «Посейдоны» он согласился считать только как моноблочные, сославшись, что они несут заряд рассеивающего действия, предназначенный для поражения одной цели. Он согласился, что их самолеты, как правило, несут больше бомб, чем наши. Но бомбу он не хотел равнять с ракетой, ссылаясь на то, что вероятность прорыва самолета к цели не так уж велика. Он не стал спорить, что англичане и французы в ближайшие годы развернут до 1300 боеголовок на ракетах, правда, заметил, что, скорее всего, у Лондона на 900 боеголовок денег не хватит. Более реальна цифра 500. Но включать их в зачет не получится — для Вашингтона это невыгодно, а Лондон и Париж просто заявят, что в советско-американских переговорах не участвуют и участвовать не собираются. «Поверьте мне, — заключил Нитце, — через эту стену вы никак не пробьетесь.

Я, — продолжал он, — написал в Вашингтон, что вы не хотите сокращать свои новые ракеты. Там это приняли к сведению, но считают, что в таком случае выхода на договоренность не будет. Скажите об этом Громыко».

В ответ я подтвердил нашу готовность поддерживать неофициальный контакт, но признался, что пока мы ничего нового сообщить не можем.

Переговоры шли своим чередом, то есть никуда не двигались. После смерти Брежнева и с приходом к власти Андропова наша позиция, правда, несколько активизировалась. Во всяком случае он «пробил» идею ограничения числа наших «Пионеров» в Европе. Держась за свое предложение иметь в Европе 300 носителей, мы дали им разбивку на 162 ракеты и 138 самолетов средней дальности.

Пропагандистский эффект от этого был, но сближения позиций не произошло. Американцы настаивали на начале размещения своих новых средств, двинув так называемый «промежуточный» вариант размещения, который, однако, должен был быть лишь прелюдией все к тому же рейгановскому «нулю». Громыко с ходу отверг этот вариант в своей речи 2 апреля 1983 года. Затем мы устами Ю. В. Андропова предложили установить в Европе равенство по боеголовкам и боезарядам.

Это было 3 мая, а 12 мая было принято решение о наших контрмерах в случае начала американских развертывании, то есть развертывание 270 ракет СС-20, выдвижение вперед оперативно-тактических ракет, размещение крылатых ракет в европейской части Союза, введение в строй новых стратегических вооружений. Писалось это все в большой спешке по принципу: сначала — полный вперед, потом — полный назад, сегодня — про спички, завтра — про мыло. Излагать эти перипетии нет смысла, так как эффекта все это не дало.

Нервозность нарастала с каждым днем. 13 мая после заседания Политбюро по поводу наших возможных контрмер нас с В. Г. Комплектовым призвал министр. Он еще не остыл от вчерашнего обсуждения. «Чего нельзя? — задавал он риторический вопрос. — Нельзя без Англии и Франции, нельзя без авиации, нельзя соглашаться на американские размещения в любом сочетании компонентов (то есть «першингов» и крылатых ракет), нельзя отказываться от наших новых средств. В этих жестких параметрах надо думать, как не позволить американцам завезти свои ракеты в Европу. Думаю думу свою, — внезапно закончил свою речь министр, — и вы тоже думайте».

Я не сразу сообразил, что это он решил процитировать Некрасова. Но одного министр явно не понимал. Старые ракеты СС-4 и СС-5 нам все равно надо снимать, они текли и стали опасны в эксплуатации. Он же думал, что их можно на худой конец оставить. А оказалось, что их все равно надо снимать. В общем, и их отдай, и без сокращения группировки «Пионеров» никак не обойдешься. «Как быть? Как обосновать перед своими людьми необходимость сокращения и его оправданность?» — спрашивал министр.

Я решил двинуть идею: если уж убирать, то убирать из Европы все. Однажды ее в очень осторожной форме в разговоре с Комплектовым и со мной выражал сам министр. Иногда он любил, чтобы ему как бы со стороны предлагали его же мысль, а он как бы нехотя с ней соглашался. Я, правда, оговорился, что, скорее всего, американцы уйдут от такого решения тоже, так как до размещения их ракет осталось всего несколько месяцев и западноевропейские правительства явно выдюжат, несмотря на сильные демонстрации противников довооружения. Тем не менее это будет весьма эффектный политический ход, который хоть позволит время выиграть.

А. А. Громыко задумчиво посмотрел на меня и сказал, что он это однажды говорил, но не столь прямо.