Время и случай

Президент в ответ, как и Геншер, подтвердил, что верность правительства ФРГ духу и букве Московского договора не подлежит сомнениям. Канцлер эту точку зрения полностью разделяет. Народ, забывший о своей истории, не добьется для себя будущего. Живя в двух государствах, в двух различных общественных системах, немцы могут активно служить делу мира и сотрудничества. Сознание их принадлежности к одной нации может служить в этом деле мощным импульсом.

У немцев, рассуждал Вайцзеккер, больше соседей, чем у кого бы то ни было в Европе. Немецкая история поэтому никогда не принадлежала одним немцам. Для того чтобы нормально жить, немцам всегда было нужно согласие со своими соседями, а не их обеспокоенность и недоверие. После войны у ФРГ, как известно, сложилось неплохое взаимопонимание с Францией. Однако это не помешало французскому министру культуры однажды сказать, что он так любит немцев, что ему больше нравится иметь не одно, а два немецких государства. Это, конечно, не отражает представлений немцев о единстве нации в будущем, но ФРГ отдает себе отчет в масштабности и сложности проблем будущей архитектуры Европы. Важно, говорил он, лишить существующие границы их «разделительного характера». Это было бы в интересах всех народов.

Так Вайцзеккер и Горбачев подошли к самому деликатному вопросу — проблеме раскола германской нации. Михаил Сергеевич сказал, что не хочет вдаваться в историю вопроса о нации. Политический аспект таков: после войны сложились два германских государства. Оба эти государства сделали вывод, что должны внести свой вклад в дело мира. Все, что за пределами этого, заметил он, может вызвать законные вопросы у соседей немцев. История решит вопрос, подчеркивал он, каково будет положение в Европе и в мире лет через 100. Горбачев повторил это в ходе беседы дважды.

Как показали последующие события, до крушения ГДР оставалось всего два года. Пожалуй, здесь ответ и тем, кто утверждает, что наше руководство предвидело с самого начала неизбежность скорого воссоединения Германии, и тем, кто говорит, что оно сознательно вело к этому дело. Нет, ГДР мы терять не собирались, а в 1989 году действовали под давлением обстоятельств, заставших наше руководство, если говорить по большому счету, врасплох.

Почему случилось так? Не знаю, пусть ответят на этот вопрос те, кто стоял у рычагов власти. Думаю, однако, что причина все же в следующем: с 1988 года не наше руководство управляло событиями, а события все больше управляли им, хоть мы и делали вид, что это не так. Всякая существующая социально-экономическая система внутренне равновесна уже в силу того, что она существует, а значит, и способна в данных условиях воспроизводить себя. Реформы в рамках той или иной системы, если они не нарушают ее устоев, как правило, предсказуемы по своим последствиям. Изменения же, нарушающие устойчивость системы и разрушающие ее основы, как показывает история, по своим последствиям всегда оказывались непредсказуемыми и для их авторов, и для общества, которое решалось пойти за ними. Их результаты всегда были болезненными и неожиданными. Революции к тому же имеют склонность сжирать своих детей.

М. С. Горбачев на рубеже 1988 года перешел к слому системы, все еще полагая, что реформирует ее. Наверное, он сам не вполне понимал происходящее. Не думали, что он пойдет так далеко, и большинство зарубежных политиков. Во всяком случае СССР в тот момент, казалось, был в зените новой славы и могущества, а не на пороге распада. Мы тогда, казалось, заказывали музыку в международной политике и были уверены, что так будет и дальше.

Я никогда не поверю и в то, что в 1987 году в Бонне кто-то всерьез рассчитывал на исчезновение ГДР уже в 1990 году. Конечно, германское единство оставалось стратегической целью политики ФРГ, но целью долговременной, не входящей в задачи политики сегодняшнего дня. Не думали о воссоединении тогда ни Коль, ни Геншер, ни Шпэт, ни Дреггер, ни даже Штраус. Раньше всех надвигающиеся обвальные перемены почувствовал, пожалуй, один Бар, но я тогда не поверил ему. Да и он исходил не из исчезновения ГДР, а из желательности скорейшего заключения мирного договора с Германией в лице двух существующих немецких государств и налаживания новых, более тесных связей между ними.