Время и случай

В Софии, судя по всему, шел большой раздрай по поводу будущего внешнеполитического курса страны. Одни рассчитывали получить гарантии безопасности от США и считали, что для этого надо подальше отойти от СССР, другие полагали, что такая линия действий слишком рискованна и может не оправдать себя. Нараставшая в Болгарии внутренняя нестабильность подводила к выводу о том, что заключение договора в ближайшие месяцы вряд ли будет вообще возможно. Если бы такой договор был подписан в летние месяцы, он неизбежно превратился бы в футбольный мяч в игре противоборствующих политических сил. Договору это не пошло бы на пользу. Такие документы, рассчитанные на десятилетия, лучше заключать в обстановке национального консенсуса, а не очищать их потом от комков грязи, брошенной в период предвыборных баталий.

В общем, обе стороны начали склоняться к тому, что вопрос о договоре лучше отложить на период после болгарских выборов, то есть на позднюю осень 1991 года. В этих условиях на передний план стал выдвигаться вопрос о судьбе старого (1948 г.) советско-болгарского договора о дружбе, сотрудничестве и взаимной помощи. Срок его действия истекал в начале августа, после чего он либо продлевался автоматически на следующие пять лет, либо должен был денонсироваться по истечении одного года.

19 мая 1991 года меня внезапно отправили с начальником Генштаба М. А. Моисеевым в Вашингтон. Было воскресенье. Улетали с Чкаловского аэродрома. Перед отлетом М. А. Моисеев собрал у самолета всю делегацию — и военных, и гражданских ее членов — и напомнил, что глава делегации он, что не потерпит «перетягивания каната» между Генштабом и МИД, не допустит, чтобы дипломаты разбалтывали идеи и задумки военных американцам, как это, мол, не раз бывало раньше. Я был первым заместителем министра, речь явно предназначалась для того, чтобы показать, кто тут хозяин. Я, однако, промолчал, решив про себя, что в таких обстоятельствах не надо мешать М. А. Моисееву действовать так, как он считает правильным. Решится ли он сорвать миссию? Вряд ли. Но если он хочет быть в одиночестве, когда в Вашингтоне ему будут ломать кости, это его дело. В конце концов в вопросе о том, какие танки и БМП и как сокращать, он держатель банка. Может быть, что-то и выторгует.

Раздражение военных, впрочем, было объяснимо. Наш министр договорился с Дж. Бейкером о приезде М. А. Моисеева в США для развязки вопроса о вооружениях бригад береговой обороны, морской пехоты, а также войск, охраняющих наши стратегические ядерные силы. Генштаб выступил против того, чтобы включать эти войска в число сокращаемых, а американцы в ответ грозились заблокировать ратификацию договора о вооруженных силах в Европе и начали саботировать ведение переговоров по СНВ.

На подходе был, как бы «дозревая», еще один скандальный вопрос — биологическое оружие. В январе мы допустили на свои соответствующие объекты американцев, надеясь, что они ответят нам взаимностью. Но взаимности не последовало. Американская сторона после осмотра вывалила нам на стол, что называется, целый мешок разных «озабоченностей» по поводу соблюдения Советским Союзом договора о запрещении биологического оружия, стала добиваться повторного осмотра наших объектов и грозить, что вопрос начнет рассматриваться в конгрессе. С нашей стороны были подготовлены подробные объяснения по поводу «озабоченностей» американских экспертов. Однако в то же время наши специалисты говорили, что для составления объективной картины состояния дел с соблюдением договора советская сторона должна иметь возможность провести, в свою очередь, инспекцию американских объектов. Тогда можно будет сопоставить «озабоченности» с обеих сторон, прийти к объективным выводам, а не пытаться организовывать игру в одни ворота.

В этих условиях наши военные не очень хотели ехать в Вашингтон, чтобы не попадать под неизбежный пресс. Они докладывали, что коль скоро с американской стороны переговоры будет вести заместитель госсекретаря Р. Бартоломью, то пусть и от нас едет заместитель министра иностранных дел. Для него же были заготовлены указания отстаивать прежнюю позицию, то есть программировался безрезультатный исход встречи, либо же очередные «своевольные» действия советских дипломатов, идущих на уступки, не согласованные с военными. Из этого нехитрого замысла однако ничего не получилось, так как президент просто сказал, что к Моисееву надо присовокупить от МИД Квицинского. В таком раскладе Квицинский и его эксперты, разумеется, становились не очень нужны Моисееву, но обратного хода уже не было. Оставалось только сердиться.