Время и случай

На заключительном заседании встречи министра не было. Он беседовал в кулуарах со своими коллегами и появился лишь в самом конце. Так что согласие на принятие документа по чрезвычайным ситуациям пришлось давать мне. Мне же пришлось отвечать на выступления скандинавских министров и Поддержавших их представителей других западноевропейских стран по поводу признания независимости прибалтийских государств, которые, как и в Париже, на заседание допущены не были и находились на трибуне для зрителей и печати. Одни в нашей делегации сочли, что ответ был слишком мягкий, другие — что слишком жесткий. Я же сказал, что это наш внутренний вопрос, который будет решаться в соответствии с конституционными порядками СССР.

После конференции, наконец, осуществился давнишний план о выступлении Г.-Д. Геншера и министра иностранных дел СССР перед одним из наших гарнизонов. Правда, он сильно трансформировался. Сначала выступление намечалось провести в нашей бригаде в Берлине-Карлхорсте. Там было подходящее для этого случая здание нашего клуба. Затем был поставлен с немецкой стороны вопрос об участии солдат бундесвера. После нашего согласия было выдвинуто предложение перенести все мероприятие в Потсдам, провести его как совместное в немецком помещении и под эгидой премьер-министра земли Бранденбург Штольпе.

Памятуя о высказывании Г. Гейне, что в Германии ничто не делается просто так и все детали имеют свой смысл, я мог бы предложить версию для объяснения каждого поворота в немецкой позиции. Но я также хорошо знал, что все эти версии по долгу службы будут отрицаться нашими немецкими коллегами. Да и какой смысл был копаться в этих деталях, учитывая «новый характер» наших отношений.

Мероприятие прошло, в общем, успешно. Речи министров были искренни и неординарны. Все это происходило накануне 50-летия нападения Германии на Советский Союз. Встреча в смешанном составе наших и немецких военных под одной крышей, призывы A. А. Бессмертных и Г.-Д. Геншера к новым советско-германским отношениям звучали в этой обстановке, и весомо и символично.

По-новому была отмечена эта дата и в день самого юбилея. В Москве посол ФРГ К. Блех возложил венок к могиле Неизвестного солдата, а наш шеф государственного протокола В. И. Чернышев впервые возложил с посольством ФРГ цветы на кладбище немецких военнопленных под Москвой. Наш посол в Германии B. П. Терехов вместе с президентом Вайцзеккером возложил венки на военном кладбище в Потсдаме. В эти дни в Москве и Потсдаме состоялись «Концерты памяти», патронат над которыми взяли М. С. Горбачев и Р. фон Вайцзеккер.

Мы все же начинали шаг за шагом движение к примирению наших народов даже в тех областях, которые раньше были эмоциональными табу, особенно для советских людей. Демократизация и гласность помогали преодолению прошлого и облегчали движение вперед. Вещи, которые давно стали сами собой разумеющимися в германо-французских, германо-американских и германо-английских отношениях, стали возможными и у нас.

1 июля в Праге состоялась последняя встреча ПКК Варшавского договора. Президент СССР на эту встречу не поехал. Нас представляли тогдашний вице-президент Г. И. Янаев и А. А. Бессмертных. Рассказывать об этой встрече, пожалуй, особенно нечего. Ее итоговые документы были, как заведено, подготовлены и согласованы. Произносимые же речи заранее были осуждены на то, чтобы не привлекать особого, интереса. Варшавский договор умирал, не оставив себе наследника. Было ясно, что разговор в таком составе, как в этот последний раз в Праге, вряд ли сможет быть продолжен. Договоренности о каком-то консультативном механизме восточноевропейских стран не предусматривалось. Не все ли равно в этих условиях, кто и что скажет на похоронах?

Тусклое впечатление производила и заключительная пресс-конференция глав делегаций. Выступления были, скорее, провинциального толка. Всех озадачил, однако, президент Л. Валенса. Внезапно он заявил, что вот, мол, все радостно распускают существовавшие в Восточной Европе коллективные структуры сотрудничества. Но при этом не знают, что из этого получится, каковы будут последствия для стран-участниц и для Европы.

Зал встрепенулся, так как забота по поводу возможной дестабилизации обстановки в Восточной Европе была на уме у многих. Но говорить о ней никто не решался. Повод был неподходящий. В Праге праздновали освобождение от Варшавского договора как символа зависимости его малых членов от Советского Союза. Душок этого пропитывал все проходившие там мероприятия. Нам оставалось делать вид, что мы его не чувствуем или Сами чрезвычайно рады, что в союзе с нами больше никто состоять не будет.