Время и случай

Дж. Буш приветствовал эти высказывания. Он заявил, что не стремится к тому, чтобы получать уступки от М. С. Горбачева, которого он высоко ценит и уважает. Успех нужен обеим сторонам. Сейчас можно считать, что стороны в принципе договорились. Но он просит все же понять, что очень трудно, имея под договором подпись М. С. Горбачева, получить меньше, чем записано в договоре. Главное, обеспечить ратификацию договора таким, как он есть, или с небольшими дополнительными документами. В данном случае вопрос не в 120 танках, а в том, можно ли доверять советской подписи под договором. При согласовании деталей американская сторона постарается проявить гибкость, но важно, чтобы и в конгрессе, и среди союзников США никто не мог сказать после этого, что подписали соглашение, а потом оказалось, что в нем что-то не так. Надо показать, что подписи Буша и Горбачева что-то все же значат.

Президент подчеркнул, что он готов помочь Советскому Союзу в критический час его истории. Он уже достаточно далеко «высунул голову». Есть люди, которые против этого. Нужно ясное доказательство, что можно идти на американо-советский саммит. Если будет сейчас договоренность между американской и советской стороной, то ее поддержат и другие участники договора.

Затем с 17.30 опять начались переговоры с Бартоломью, которые продолжились с утра 23 мая. М. А. Моисеев дал согласие, чтобы вооружения и морской пехоты вошли в общие и региональные потолки по венским договоренностям. При этом он, однако, стремился сохранить в частях морской пехоты необходимое количество боевых бронированных машин (ББМ). В этих целях надо было бы хоть и ненамного, но все же превысить уровни вооружений на флангах, установленные для боевых частей. Бартоломью на это не соглашался, настаивая на строгом соблюдении уровней. В конце концов американцы выдвинули идею решить вопрос за счет такого переоборудования ББМ, которое позволило бы вывести их из зачета и тем самым решить вопрос без формального нарушения договора. Это был выход из положения.

30 мая А. А. Бессмертных вылетал в Лиссабон для встречи в Дж. Бейкером в связи с «благословлением» договоренности по Анголе. Там вопрос о наших вооружениях в бригадах береговой обороны, морской пехоте и ракетных войсках стратегического назначения был утрясен окончательно на базе специального письма М. А. Моисеева, которое до того было выработано путем напряженных переговоров нашего посла по особым поручениям О. А. Гриневского и главы американской делегации на венских переговорах будущего директора ЦРУ посла Вулси.

19—20 июня проходила встреча министров иностранных дел стран СБСЕ в Берлине. Пожалуй, главным событием этой встречи стало принятие документа о чрезвычайных ситуациях. Впервые был создан механизм, позволяющий любому государству — члену СБСЕ прийти к заключению, что в другом государстве — участнике хельсинкского процесса возникла чрезвычайная ситуация. В этом случае к этому государству можно обратиться за разъяснениями, и если ответ его будет признан неудовлетворительным, то с помощью голосов еще 12 государств созвать заседание так называемых «старших должностных лиц» (то есть «высокопоставленных чиновников МИД») и рассмотреть на нем положение. Решений, правда, принять без согласия затронутого государства нельзя, так как продолжает действовать правило консенсуса. Но, конечно, созыв совещания для затронутого государства означал бы многое. В тот конкретный момент имелась в виду Югославия, но надо было думать и о том, что такое решение может быть применено в случае обострении внутренней обстановки и в Советском Союзе. По настоянию нашего министра в документе о чрезвычайных ситуациях поэтому был специально выделен принцип невмешательства во внутренние дела. Правда, по большому счету на согласованный механизм действий в случае чрезвычайной ситуации это влияло мало.

Было принято также заявление по Югославии. В общем, оно исходило из принципа сохранения территориальной целостности СФРЮ, хотя несло в себе многие моменты, позволявшие в случае нужды модифицировать эту позицию. Вызывало некоторое недоумение, что югославские представители не особенно возражали против этих слабых мест и дали согласие на принятие документа.

В кулуарах конференции вела активную работу делегация Словении во главе с министром иностранных дел Рупелом. Она агитировала за признание независимости Словении и установление с ней дипломатических отношений. Рупел, которого я встретил в один из дней конференции в рейхстаге, был доволен своими переговорами и настроен оптимистично. Ходил слух, что он был хорошо принят делегациями Австрии и Венгрии. Югославы намекали, что благосклонно к словенским надеждам относятся и немцы.