Едва не загнав кобылу, ни разу не вылезая из седла и ни разу не оглянувшись, уже на половине дороги, в сумерках, он резко развернул лошадь и галопом погнал её обратно, осознав, что бросать человека, пусть даже мёртвого, в лесу нельзя. Он ещё не знал, что будет делать там, но единственным его желанием было вернуться. Несмотря на темноту, он без труда нашёл то самое место, где стояла кобыла, спустился к камням. Там никого не было. Уже не различая следов на земле, испытывая досаду, он сделал несколько кругов в надежде, что найдет тело. Он долго принюхивался, полагая, что здесь уже успел побывать медведь, но ничего медвежачьего в радиусе ста метров он не почувствовал. Измотав себя окончательно и запутавшись в мыслях, он побрёл обратно. Только потом до него дошло, что тело мог забрать кто-то из своих, китайцев. А значило, что за ним могли наблюдать с самого начала. Его могли даже выследить. Во всяком случае, для Матвея подобная задача решалась в два счёта. Теперь оставалось только ждать.
Он почти не выходил из дома и старался избегать всяких встреч, проводя всё дневное время в спальне. По ночам он видел одну и ту же картину, и единственным его желанием было хоть как-то повлиять на происходящее, изменить его. Потом начались проблемы со здоровьем. Не испытывая определённых болей, он почувствовал, как тело его начинает слабеть. Он с удивлением стал замечать, как мёрзнет на ветру, как едва передвигает ноги и не может справляться с обычной работой по хозяйству. Иногда, проходя мимо зеркала, он на секунду останавливался и с ужасом замечал, как постарел, буквально одряхлел словно старик.
А потом был визит. В ту зиму, как никогда, в тайгу понаехало много китайцев. Они готовили лес и, как видно, не справлялись с объёмами. Ездили по сёлам на бортовой машине, нещадно сжигая топливо, и агитировали на работу местных мужиков. Кто-то соглашался, но большинство отказывалось, зная, насколько тяжело китайское ярмо для русского человека.
Однажды машина остановилась и у Матвеева дома. Он сидел на кухне напротив окна и без аппетита ковырялся ложкой в тарелке с супом. Увидев китайца, он немного растерялся, но, вспомнив, что узкоглазые уже месяц укатывают улицы села, пошёл к калитке. Слегка морозило, в воздухе летали лёгкие хлопья снега, и, ощутив на своём лице их приятные прикосновения, Матвей улыбнулся. Закивал непокрытой головой и китаец, растянув рот в типично китайском приветствии. Он сносно поздоровался, без труда выговаривая все согласные, а потом ткнул пальцем на Матвея и назвал его имя. Матвей немного растерялся, но кивнул. Он почувствовал, как в горле возник ком, машинально он потянулся за куревом и вдруг застыл. Китаец протягивал ему руку, держа на ладони его часы. Те самые, что оставались тогда на Кване. Матвей отшатнулся, но потом взял себя в руки и сделал удивлённое лицо.
– Мне не надо, не нужно, – запротестовал Матвей, имея в виду, что покупать их не желает. – У меня есть свои.
– Эта тываи часы, – гортанно произнёс китаец. Он по-прежнему улыбался, но на лице уже проступали черты обиженного человека. – Кван-Ли прасиля верынуть, – также уверенно сказал китаец, вероятно имевший хорошую разговорную практику в тайге.
– Но он же…– Матвей вдруг вспыхнул, осознав, что проговорился. Он кашлянул, заминая начатую фразу, а потом стал раскуривать сигарету, решая, как ему выкрутиться.
…– Мы же поменялись с Кваном. Вот его часы. Видишь. Теперь я их ношу, – сказал Матвей, умышленно переходя на упрощённый разговор. Но китаец как будто и не слышал его, держа по-прежнему свою руку вытянутой.
– А где он, что с ним? – неуверенно спросил Матвей, стараясь изо всех сил выглядеть непонятливым.
– О! – Китаёза кивнул головой в знак того, что понимает вопрос, потом сделал важное лицо и краем глаза скользнул по небу. – Квана-Ли повысили. Она теперя капитана. У Квана-Ли всё окей.
Китаец аккуратно положил часы на столбик, ещё раз осклабился и пошёл обратно к машине.
Матвей взял часы, как бы пряча их в ладонях, и с силой сжал. Потом приложил их к уху и почему-то удивился тому, что они идут, словно это был не механизм, а сердце Квана.
Конечно, они должны были работать. Обычные механические часы, проверенные жизнью. Матвей выдернул потёртый кожаный ремешок и прочитал хорошо знакомую ему гравировку на корпусе. В глазах неожиданно защемило. Он закрыл глаза, пытаясь остановить слёзы, но вместо этого вызвал их целый поток. Он попытался их остановить, с силой закрывая глаза руками, но их становилось всё больше и больше, словно где-то в глубине его души они копились годами и только сейчас нашли причину для выхода. И вдруг он испытал удивительное облегчение, словно кто-то разжал над ним свои цепкие и тяжёлые объятия.