Время междуцарствия

– Вестник от господина Меритсенета уже пришел? – спросила она ожидаемое; старый жрец покачал головой:

– Еще нет. Госпожа желает встретиться с главой дома владыки Птаха?

Нейтикерт в задумчивости коснулась браслета на запястье – старая привычка перебирать что-то в пальцах была единственным, что даже строгое воспитание при храме не смогло изгнать в ней. Красивое лицо ее вдруг показалось неуловимо старше и почему-то необыкновенно уставшим; Бенинофрет никогда прежде не видел свою воспитанницу такой.

– Все в порядке, госпожа? – осторожно спросил он. Та, кого раньше звали Аснат, вздрогнула и обернулась к нему, забыв улыбнуться с привычным хладнокровием.

– Учитель, хотели бы вы вернуться домой, в Саис? – внезапно проговорила она. Старый жрец растерялся, ища в ее взгляде следы веселья: но было не похоже, чтобы Нейтикерт шутила. Напротив, голос ее был совершенно серьезен:

– Иногда мне кажется, что я слишком долго пробыла здесь, учитель. Хотелось знать, что думают об этом люди, имеющие больше опыта… и мудрости, конечно же.

– Прежде ты никогда не спрашивала ничьего мнения и шла своей дорогой, а боги оставались этим довольны, – возразил Бенинофрет в смятении. – Раз Мать Скрытого поставила тебя над всеми нами, значит, в том не было никакой ошибки! Не тебе, госпожа, но нам надлежит учиться у тебя мудрости. Если бы белая голова непременно означала знание, то всем нам пришлось бы просить овец и коз подобной масти стать нашими наставниками…

– Это я знаю, учитель, – покачала головой Нейтикерт с все тем же странным выражением лица. Губы ее чуть заметно подрагивали. – Я о другом спрашивала: хотите ли вы, именно вы – вернуться домой?

На сей раз старый жрец молчал намного дольше; морщины в углах его глаз расползлись до самых скул, некогда гордо поджатый рот приоткрылся, но ни единого звука не сорвалось с сухих старческих губ. Когда, наконец, жрец Бенинофрет вновь посмотрел в глаза своей бывшей ученице, он признал – совсем иным, переменившимся голосом:

– Я готов был отдать всю свою жизнь на служение богам и людям, но смерть хотел бы встретить на родине. Кажется, я и впрямь слишком стар, слишком глуп и привязан к земному, госпожа, сколь ни считал бы себя выше этого…

– Как и все мы, – чуть слышно отозвалась Нейтикерт, кладя руку на его дрожащее плечо. – Ничего, учитель. Скоро все закончится, – прибавила она столь умиротворенно, что Бенинофрет с невольным подозрением воззрился на нее:

– Что это значит, госпожа?

– Созови надежных людей и предупреди, что у меня для них есть тайный приказ. Прочим вели начинать сборы к отъезду из столицы, – сухо распорядилась Нейтикерт; глаза ее вновь загорелись живым блеском. – И отправь вестника к господину Меритсенету: пусть передаст, что мне немедленно нужно с ним увидеться.

***

Царица Тия сидела у стены, обхватив колени руками и подтянув их к груди, когда дверь неожиданно распахнулась. Ослепленная светом факелов, женщина зажмурилась и отчаянно рванулась было с криком, когда чужие руки крепко взяли ее за локти; чья-то ладонь тотчас зажала ей рот, и незнакомый голос четко и ясно произнес совсем рядом:

– Тише, женщина! Молчи: нас послала госпожа Нейтикерт.

Знакомое имя жрицы, не раз помогавшей ее сыну, столь поразило Тию, что она действительно остановилась на мгновение, перестав сопротивляться. Кто-то набросил на ее плечи плащ, второпях почти полностью закрыв лицо и лишив возможности видеть: испуганная и растерянная, она не успела воспротивиться, когда ее стремительно провели по какому-то коридору и втолкнули в чьи-то руки. Послышалось фырчание верблюдов; ей подставили плечо, и Тия, вслепую хватаясь за него, кое-как забралась в седло. Кто-то, также сидя верхом, схватил животное под уздцы.

– Уводи всех отсюда, да поживее. Мы пойдем за его высочеством и остальными, – сухо, отрывисто приказал некто позади; бывшая царица, похолодев, обернулась было, но в этот самый момент чужая руках увлекла верблюда под ней вперед.

Дорогу по городу, темному и безлюдному, она запомнила плохо; кружилась голова, и все усилия Тии уходили на то, чтобы не потерять сознания. Кто-то из ее похитителей, заметив это, взобрался в седло позади нее, приняв поводья; откинув голову ему на плечо, женщина закрыла глаза.

Дорога быстро менялась, становясь все менее знакомой, но зато куда более непривычной: ноги животного увязали в песке, его шаг теперь был резким, торопливым и неровным. Тия, немного придя в себя, растерянно озиралась по сторонам: вокруг царила глубокая ночь, разрываемую огнями города лишь далеко по правую руку. Мерный рокот Великой реки Хапи едва доносился до нее, и женщина понимала, что они уже отъехали на достаточное расстояние от Мемфиса; но жрецы не останавливались ни на минуту, безмолвно и решительно продвигаясь все дальше на запад.